Когда проведешь пару месяцев в казарме, волей-неволей учишься тем быстрее, чем лучше для самого же себя, засыпать стремительно, в любой позе и на какие угодно сжатые сроки, но при всем этом настолько же чутко, насколько не желаешь неприятностей на голову, а ведь те не замедлят посыпаться на голову настоящим артобстрелом из орудий самого разного калибра, стоит лишь немного расслабиться и решить, будто все действительно идет неплохо или даже, чем черт не шутит, хорошо - стоит отзвучать в голове эху этих прекраснодушных и наивных мыслей, как это будто бы служит спусковым крючком для огромных размеров аркебузы, которую судьба-злодейка до поры припрятала за спиной, а теперь уже резво подожгла фитиль, по которому удручающе ускоряясь ползет стайка иск прямиком к полочке с порохом... ну, и куда же без этого, стоит ли уточнять, что мушку на этом орудии, приставленном загодя к чьей-нибудь несчастной заднице, заблаговременно спилили? Слабое утешение, однако если начнешь слишком сильно зацикливаться на том, какой на деле лютый пиздец творится вокруг, рискуешь в один прекрасный день нахмуриться от обид на царящую вокруг несправедливость, на жалость ли к себе или кому-то другому, на придурков ли возле тебя, не имеющих ни слушать, ни слышать, как от неконтролируемого усилия немногие оставшиеся целыми после муштры извилины переплетутся между собой в страстном танце замотавшихся в тугой клубок ядовитых змей, да так и останутся в подобной позе, окончательно превращая своего носителя в законченного и безнадежного мудака или кого еще похуже.
Ему же нужно беречь свое ментальное здоровье, как сказал тот бойкого вида мозгоправ и по совместительству много кто еще в белом халате, осматривавший Эрена после отгремевших от Стены до Стены событий, многими именуемыми не иначе как Революция. Впрочем, к тому моменту ему было настолько же плевать, насколько и похер - голова была забита доверху совершенно не относящимися к политике вопросами, по цепочке нехитрых рассуждений рождавших следом новую вереницу все тех же вопросов, но менее общих, плывущих следом за главным - какого, собственно хуя - косячком утят, которых звали Почему, Как, Когда и так далее, пока очередь не доходила до самого неприглядного члена выводка, непонятно как затесавшегося в стайку. И звали его...
Пиздец.
Именно так он ответил на проникновенный вопрос доктора о своем самочувствии, не беря во внимание как разницу в статусе и возрасте, так и, вероятно, в звании - едва ли одного из основных действующих лиц переворота отдали на растерзание обыкновенному коновалу из рядового состава. Не думалось также и том, что это вполне мог оказаться один из политических оппонентов партии новой королевы. В самом деле, ему вполне натурально казалось, будто он говорит о произошедшем более чем общими и нейтральными фразами, однако...
"Избыточная рефлексия Вас однозначно добьет, молодой человек. И чем дольше будете пытаться перебороть ее, тем больнее она станет бить в ответ. Если Вы и в самом деле хотите добраться до своих целей во вменяемом состоянии, нужно сделать остановку и надолго. Я бы рекомендовал полгода терапии с постоянным наблюдением, но в Вашем случае и пары недель при должном старании хватит хотя бы на то, чтобы начать исправлять ситуацию. Минимум две недели! Без повышенных нагрузок, без титанов в прямой видимости, в конце концов! В окружении только самых близких. Таки поверьте, Вы сразу почувствуете разницу. Сейчас не Вы контролируете эмоции, а совсем наоборот! Я допускаю, что своевременный выброс адреналина в бою может помочь в трудную минуту, но Вы не вышли из последнего своего боя! Вы все еще там, молодой человек, и прежде, чем двигаться вперед, нужно закрыть двери, через которые Вы уже прошли - иначе через них начнет сквозить так, что следующие уже не откроются! Сейчас Ваши эмоции - стероид, хуже самых страшных наркотиков из нижних городов. И даже если они Вас пару раз спасли до того, то скоро они выжгут изнутри и не останется ничего, слышите? Ни-че-го, молодой человек. Вы выгорите быстрее спички, а во второй раз уже никогда не вспыхните. Поэтому я повторяю Вам - покой и только покой. Найдите в себе силы не рваться вперед, а остановиться - вот Вам мой рецепт лечения!"
Поэтому он не высказывал никаких возражений, стоило только капитану заявить о том, что они возвращаются в том же составе на отдаленную ферму Рейсов: формально - для отдыха, по факту - для охраны Хистории, пока страсти в столичном секторе не улягутся достаточно, чтобы не опасаться за жизнь как потенциальной королевы, так и любого из участников заварушки, слишком примелькавшихся во время мятежа буквально всем, кто имел глаза. И, кажется, ни разу не прогадал.
Ломка отпускала его медленно, нехотя, однако Йегер почти физически ощущал, как постепенно разжимаются невидимые когти-тиски на шее, прежде едва позволявшие сделать вдох при малейшем подобии мысли, хотя бы отдаленно связывающей его с планами на будущее. Его гнев и ярость остывали настолько, что он мог бы взяться за рукояти каждого из этих клинков, чтобы не рисковать обжечь до голой кости собственные ладони. Его растерянность и страх больше не казались неуместной и позорной слабостью - они помогали задавать вопросы и, что важнее, находить пусть даже и бледные, но все-таки куда как лучше различимые контуры возможных ответов или, по крайней мере, пути в их сторону, что раньше оказывалось возможным только благодаря нечеловеческому везению. Ошибка выжившего постепенно трансформировалась в нечто упорядоченное, систематичное, из наказания и проклятия - в оружие, которое не убьет владельца отдачей. Ну, хотя бы не сразу. Или ему очень хотелось в это верить и...
Стоп.
Он недовольно сопит и переворачивается на другой бок, стараясь не открывать глаза настолько, чтобы лучи рассветного солнца не прорезали раньше времени сонную пелену. Уже совсем скоро у него и так появится прекрасная возможность сполна насладиться регулярными и не очень ранними подъемами, так к чему гнать вперед? Вот только...
Что-то не дает покоя. Шестое ли чувство или просто обострившаяся спросонья паранойя, однако в чертовой комнате однозначно что-то не так. И если сперва он списал бы все на разыгравшееся после дурного сна воображение, то сейчас отнюдь не был в этом уверен. тем более, что сон был...
Хистория.
Какого черта она шарится по комнате в такую рань да еще и при всем параде? С чего бы вдруг светлые бровки находились с утра пораньше в положении, свидетельствовавшем о смеси крайнего неудовольствия и растерянности (о, он уже прекрасно выучил это выражение на ее лице - Криста слишком забавно злилась, когда он первым начал величать ее полным именем, обычно шутливо склоняя голову и прижимая ладонь к груди на манер дворцового приветствия)? И еще несколько "почему", которые, впрочем, разрешились, подобно первым двум, довольно быстро.
Эрен не стал ее окликать. В других углах и без того не слишком просторной комнатушки пусть и крепко, но не менее чутко дрыхнут Жан и Конни, а если взбалмошить заодно и их, то происходящее в комнате мигом станет достоянием всей пусть и небогатой, но крайне быстро соображающей общественности, населявшей ферму вот уже как несколько недель. И тогда...
Поэтому он тихо лежит, дожидаясь, пока невысокий силуэт окажется достаточно близко, чтобы вынырнувшая из-под одеяла рука цепко ухватилась за чужое запястье и неумолимо дернула хрупкую девичью тушку на себя, сваливая на узкую койку. И пока растерянная Хистория не подала голос и не начала брыкаться, левая рука Эрена укрывает их обоих толстым одеялом с головой, а правая с тонкого девичьего запястья плавно перекочевывает на рот, зажимая, вероятно, даже сильнее, чем следует, но... к чему тут полумеры?
- Тшш, - едва слышимо шипит на ухо вот уже почти королеве Йегер, чутко вслушиваясь в звуки комнаты. Никто, кажется, не заметил всей этой их возни, однако ничего не следовало исключать. Хотя бы потому, что потом будет значительно сложнее отбрехаться от остальных на тему того, какого черта он тут в одних подштанниках на явно тесной для двоих кровати обжимается тайком с будущей правительницей рода человеческого.
Вздумавшей куда-то сбежать.

Он порой вообще не понимал, как Хисторию ветром не сносит, пока она пользуется приводом и выписывает в воздухе кульбиты разной степени опасности. На фоне остальных кадетов, а затем и официально принятых в ряды разведчиков смертников она выглядела в той же степени уместно, как тоненький и легкий стилет среди целого арсенала тяжелого оружия на любой вкус - булавы, мечи, алебарды, несравнимо более внушительные и грозные как ни вид, так и в плане непосредственного применения по прямому назначению. Вот только заметно позже стало отчетливо ясно, что этот маленький кинжальчик на деле ничуть не менее смертоносен, чем какой-нибудь монструозный цвайхандер: там, где широкое и длиное лезвие затупится или погнется, а деревянная рукоять надломится или вовсе треснет, короткое лезвие даже на волосок не погнется и безошибочно найдет щель даже в самой тяжелой броне, доставая до сердца.
Кто бы мог подумать, что решимости у этой хрупкой девчонки в нужный момент окажется несравнимо больше, чем у злополучного Атакующего Титана? Кто в здравом уме решился бы предположить, будто именно маленькая, милая и аккуратная девочка-Криста найдет не только необходимые слова, но и сделает то, что на корню в итоге разрушит теневую империю Рейссов, попутно захватив и судьбу официальной короны?
Стоило обратить внимание еще во время первой вылазки за стены: пачками гибли лучшие из лучших, в то время как зеленая и необстрелянная девчонка сумела выйти за Стены и вернуться обратно без единой царапины. Кто-то сказал бы, что это банальное везение, однако Эрен чуял - невозможно на протяжении стольких лет выходить сухой из воды просто за счет благосклонности крайне придирчивой к своим вынужденным фаворитам фортуне. Его ведь и самого иначе как счастливчиком в таком случае назвать нельзя, только вот вопрос платы за подобное везение почему-то тщательно избегался всеми, кто не отказывал себе в сомнительном удовольствии перемыть косточки героям дня, пеняя на их нынешнее положение.
...которое едва ли можно было бы назвать простым и уж тем более приятным. И потому хватка Эрена отчасти включала в себя истовое бессознательное нежелание отпускать - никуда, ни к кому, ни за какими угодно высокими целями во имя процветания великого и вечного или извечной борьбы бобра с ослом. То есть, добра со злом. Хотя бы потому, что...
Ее там сожрут.
Стоя на коленях, прикованный к скале, он был заворожен яростным блеском застывших в неумолимых ледниках отражениях бескрайнего неба: чистого, не запятнанного ни единым облачком сомнения, свободным, будто полет порывистого ветра над безбрежной гладью далекого и таинственного океана. И он отлично осознавал, насколько мало времени понадобится политике, чтобы этот блеск потух быстрее, чем ему доведется получить оплеуху за свои выходки.
Эрен честно старался вести себя с ней как угодно, но только не с поправкой на новый статус. Он искал ее глазами - невольно, почти бессознательно натыкаясь всякий раз, как только начинал думать о ней же. Словно сам собой находил дорогу к месту, где находилась и она. Ловил каждое слово, каждый взгляд, запоминал всякий жест, любое отражение собственных фраз на ее лице, мысленно составляя целый словарь под названием ее мимика. Было ли это странно? Безусловно. Нравилось ли ему? Очевидно. Задавался ли он вопросом почему?
Он не хотел ее отпускать. Ни сейчас, ни впредь. Эта маленькая, возмущено барахтающаяся в его хватке девчонка, безвозмездно изменила его судьбу, перевернув уже просчитанный за них обоих наперед ход событий вверх тормашками. Не просто спасла жизнь, а напомнила ему о том, почему эта самая жизнь, его жизнь, ценна и все еще наполнена смыслом.
И сейчас Эрен слегка лукавил. Он не просто хотел удержать ее, никуда не отпуская и не уступая никому. Он хотел ее защищать. В том числе, и от нее самой, если это вдруг когда-нибудь понадобится.
Разумеется, будь он менее сонным, все эти мысли вкупе с поправкой на ситуацию заставили бы его как минимум отпустить брыкающуюся Хисторию, а как максимум - смущенно проворчать какие-нибудь извинения. Но к счастью или нет, разум Атакующего Титана был по-прежнему погружен в блаженную полудрему, сквозь которую упреки и шипение дорогой его сердцу девчонки звучали скорее как стимул и приятное дополнение, нежели реальное предостережение. К тому же... ему и впрямь нравилось, когда она на него злилась в той мере, которая заставляет чужие щеки покрываться легким налетом бледного румянца, а уголки губ приподниматься в сложной пантомиме между возмущением, улыбкой и обещанием страшных кар за такую безбожную наглость.
Ну, серьезно, разве может быть что-то приятнее такого пробуждения?
- Не бухти, - шепчет он в ответ рядом с чужим ушком, устраиваясь так, чтобы кончиком носа зарыться поглубже в светлые прядки, заправленные в прическу, которую, признаться, он уже давно у нее не наблюдал. Так она укладывала и подвязывала волосы только во время долгих вылазок за пределы фермы. Странно. Впрочем..
Он бы с удовольствием провалялся так еще хотя бы несколько минут, а в идеале вообще вернулся обратно в царство снов. Однако елозящая, извивающаяся и много какая еще тушка будущей королевы едва ли была в курсе этих планов. Значит, действовать следовало радикально.
Эрен и так удерживает ее в относительно спокойном положении, обхватив плечики сгибом локтя и бесцеремонно прижав к собственному торсу. Однако нижние лапки королевы все еще безнаказанно терроризируют простыню и одеяло, сминая и растягивая. И бороться с этим можно только тем, чтобы закинуть собственную ногу поверх бедрышка лежавшей на боку Хистории, пригвождая к матрасу собственным весом, замыкая кольцо сонного плена второй рукой, обернувшейся вокруг тонкой талии. Так должно быть лучше.
И точно также, видимо, полагал его утренний стояк, решивший, по всей видимости, с ничуть не меньшим энтузиазмом поприветствовать сперва наступление нового дня, а затем и явление королевы, ощутимо ткнувшись через несколько слоев ткани прямиком в королевское филе... да так и оставшись прижатым в таком же положении, медленно и незаметно для самого Йегера набирая крепость и форму.

Между сном и явью, равно как между желаемым и действительным, пролегает весьма тонкая грань - в разы уже, чем самый краешек кромки лезвия для художественной шинковки титанических шей в свободном полете. И во многом это определяет ту легкость, с которой у Эрена выходило беззастенчиво и с полным отсутствием пиетета удерживать будущее Величество именно в том положении, устраивавшем его утреннюю полудрему. К тому же... получалось подобное настолько естественно и машинально, будто бы он проворачивал такое далеко не в первый раз: совершенно точно зная равно как закинуть на нее свои лапы, чтобы не дать выскользнуть ужом из-под одеяла, так и то, в каких пропорциях подавать настойчивость с мягкостью, не вызывая у Хистории беспокойства настоящего, а не наигранного. Кажется. Увы и ах, к несчастью благородной и единственной представительницы семейства королевской крови, Йегер пребывал не в той кондиции, позволившей бы ему рефлексировать сколь угодно мало на тему приемлемости таких выходок - еще можно было бы спустить такое на закономерное проявление чувств, будь они в самом деле парой хотя бы в зачаточном состоянии, однако в сторону пусть даже совершенно идиотски-подросткового "давай встречаться" ни один их разговор доселе не то что не склонялся, а даже не разворачивался и на долю градуса. Никаких тебе намеков, блеска в глаза, неловких пауз и прочей атрибутики, при виде которой любой парень неизбежно начинает выстраивать в голове безотказный план грядущей совместной жизни вплоть до имен, количества и цвета пеленок спиногрызиков - закономерного-инстинктивного результата игр разошедшегося в угаре воображаемого семейного счастья разума, ослепленного адресованной именно ему улыбкой. Ну, или чем-нибудь еще, что можно использовать как благодатный фундамент для такого сорта фантазий.
Но нет. Хистория после всех их совместных злоключений была и осталась, как любил выражаться Конни, "братаном с титьками". Учитывая, впрочем, некоторые наблюдения, второй половиной этой фразочки можно было частично пренебречь, хотя... сложно что-то сказать, когда видишь на ней то просторную накидку с эмблемой легиона разведки, то вычурное и пышное парадное одеяние во время репетиций коронации, то мешковатую гражданскую одежду, которую собирали по всей округе с практичным "лишь бы налезло и не просвечивало", нежели с целью подчеркнуть какие угодно достоинства. И потому романтика, битый час сидевшая в очередной засаде во время нового их разговора, могла в итоге только скрипеть зубами, не в силах подгадать момент для вмешательства и всякий раз оставаясь ни с чем.
Она будто балансировала на самой грани, с ловкостью, пожалуй, в разы превышающей умения Микасы, выдерживая идеальную дистанцию от каждого из них на этой чертовой ферме. И Эрену трудно было ее за это осуждать, имея ввиду, что совсем скоро отношения Хистории буквально с каждым из тех, кого она знала, изменятся с таким высоким коэффициентом, переплюнуть воздействие которого не выйдет при всем желании даже с обеих сторон: королева попросту не может позволить себе вести себя, как раньше, пусть даже все они были готовы костьми лечь ради возведения ее на престол - именно об этом битый час толковал всей шайке капитан Аккерман, используя, впрочем, куда более доступный и витиеватый армейский лексикон так, что даже до тугодумов вроде Жана и Саши начало понемногу доходить. Энного числа их Криста исчезнет навсегда и упаси пресвятая швабра хоть кому-то из них попытаться с ней фамильярничать - капитан лично эту самую швабру наглецу запихнет в задний проход, как следует провернет, вытолкает с другого конца и повторит столько раз, чтобы навсегда отбить охоту портить имидж Ее Величества, чьи позиции при никуда не девшемся и ни разу не изменившемся дворе... довольно шатки. И пусть генералитет подвергся выборочной чистке, часть аристократов была сослана или лишена регалий, структура высшего политического конклава (Армин секунд пять пялился на него в немом удивлении, когда Эрен продемонстрировал, что запомнил это сочетание) ни капли не претерпела тех изменений, которые позволили бы новой власти изменить под себя правила игры.
От политики начинала либо болеть голова, либо клонить в сон.
- Если ты королева, я устрою тебе...
Его всегда удивляло и отчасти умиляло то, насколько в действительности легка Хистория. А потом терзало беспокойство при виде того, как та практиковалась с УПМ - ну как ее сейчас ветром снесет в какое-нибудь злополучное дерево? Однако в данный момент миниатюрность Хис ему была на руку. Буквально, потому что подтолкнуть ее удалось одной только его рукой, на которой королева изволила возлежать. И уложить сперва на себя сверху, самому перевернувшись на спину, а затем уткнуть между собой и стенкой, отрезав все пути и надежды на спасение.
- ...переворот.
Пусть теперь подергается. Впрочем, она почти наверняка взовьется пуще прежнего приступе притворного или настоящего недовольства от такого обращения: тем лучше для него, потому как сложно отказать себе в удовольствии подольше растянуть мгновения заранее обреченной на провал борьбы, в ходе которой почти королевский задок то и дело елозит вдоль бедер, сердитое тихое сопение перемежается с тяжелыми и отчего-то странно возбуждающими выдохами, в ответ на которые ответная реакция становится только крепче - и речь тут не только и не столько про плотность объятий.

Отредактировано Eren Yeager (Пятница, 3 ноября, 2023г. 11:29:14)