Она могла это делать бесконечно много раз. И в отличие от большинства обывателей, использующих столь интригующую и мощную фразу безответственно фигурально, Мерлин имела её в виду как раз-таки буквально. В конце концов, чародейка всегда придерживалась теории конечности – у любой вселенной существует вполне себе определённый конец. Просто его ещё никто не находил, а потому и решили дать своей лени красноречивую кличку – Бесконечность. А если сузить масштаб со вселенной до маленькой Британии и её будущего короля, то нет никакой иллюзии выбора. Малыш Артурито потратит свой первый… условно первый поцелуй раз, потратит два, и так ещё много раз, пока вселенная не исчерпает свой лимит мелких ошибочек – погрешностей, и мальчишка не встанет на верный путь. В конце концов, Мерлин проводила сею лёгкую процедуру не впервые. Да что там она, весьма мелкая сошка в глобальном порядке. Сам Всемогущий устраивал перезапуск мира сколько? Он и сам не помнит, то и дело яростно смывая своё новое неудавшееся творение и начиная всё сначала. Конечно, все морали про вес поступков – даже слов, каких-то там несущественных слов – изрядно преувеличены. Их мы дали людям сами, но при этом не имеем ни малейшего понятия об этой чуши. Но, пожалуй, это решение было весьма мудрым. К сожалению, люди унаследовали от своих создателей и высших братьев дурацкую черту – импульсивность. Не спроста же сердце человека завела искра огня – самой неукротимой и резкой стихией. Чего, однако, им так и не перепало от Создателя, это правления над временем и пространством. И увы, это паршивенько вязалось с первым человеческим качеством. У одних импульсивность выражалась, как не парадоксально, в трусости – прежде чем совершить хоть что-то, хотя бы поразмышлять об этом, они тут же ныряли в песок с головой и сжигали за собой мосты. У других, напротив, в тупой смелости. Кто-то, вроде Артура, научился пользоваться по назначению головой и пытался что-то сперва просчитать. И вот даже он, её червовый туз, оказался побитым жалкой шестёркой. И на таком пустом месте, что самое обидное!
Но ещё обидней то, что такая власть над временем досталась именно демонам, а не людишкам не просто потому что так сложилось. Мы знаем свои пределы. А если из-за наших фокусов по миру ползёт трещина, значит так было задумано. И весьма жалко тратить допустимые уловки на такую глупость. Хотя и хотелось уже покончить с этим здесь и сейчас… Но её парнишка упёртый парень. Рано или поздно, с какой-нибудь там попытки он пойдёт дальше, но такие махинации с часами попахивают необоснованным риском – вряд ли Артур сдастся на второй попытке, иначе бы его и не было бы тут на пути к мечу в камне. Это маленький, но чётко знающий свою цель львёнок, не только верящий песням собственного сердечка, но и не упускающий из виду мелких, да сакральных улик.
Что ж. Тогда всё ещё проще. Тогда, к чему держать на коротком поводке собственное проголодавшееся любопытство? Оно ведь так давно истекает слюной при виде его страстно тлеющих капелек бирюзы. Мерлин пролистала и перечитала несчётное количество его снов, заботливо выглаживая каждую страничку призрачными пальчиками. Упиваясь каждой похищенной у Морфея секундой его сладкого забвения, наивных детских мечт и благородных таких рыцарских намерений. И всё это как хлебать небесную манну из сновидения – видишь, осязаешь, почти чувствуешь нежный тонкий вкус деликатеса. Но не насыщаешься, оставляешь внутри сосущую пустоту, требующую материи тем больше, чем настойчивей ты пытаешься насытится сном. Чародейка сама не знала этого бессмысленного человеческого обряда в мире снов – для по истине разумных существ он был бездонным кувшином, попусту затягивающим полезное время. Артур подсказал ей ответ. Люди хрупкие. Ей достаточно просто щёлкнуть пальцами, чтобы разбить это не самое удачное творение Создателя. Но ничто не может уничтожить человека с более извращённым издевательством, чем он сам. Страшнейшее и самое могущественное оружие homo sapiens – его голова. Как серная кислота в не предназначенной для её хранения сосуде – может изъесть себя сама, может расплавить соседа. А облачившись в пышный наряд идеи, может растечься и по всему миру. Потому они себя закупоривают, естественный механизм самозащиты. Слой за слоем, виртуозно мастерят мнимые мысли, фанерные чувства, и уютно теснятся за их тёплым шлейфом. Вот только забывают оставить смотрового на ночь. Тогда-то обиженные несправедливостью истинные крупицы сознания сносят к чертям их баррикады и с грозными фанфарами под рёв органа выступают своей ночной вакханалией. Их как правило настолько необъятное количество, что охмелевшие от свободы мысли перебивают и путают друг друга мордобоями, неразборчивыми связями и банальным бредом. И даже во всём этом коктейле безумства ты всё равно умудряющийся распробовать тонкий ни с чем несравнимый вкус настоящего себя. Своих подлинных желаний. Страхов. Мнения. Неприязни. Может, именно поэтому Мерлин так недолюбливала людишек? Она видела их в самом что ни на есть обнажённом виде, и такой простой до животного уровня в ошейнике самообмана и лицемерия образ её не прельщал. За одним малым исключением. Он был не первым и не последним, кто её заинтриговал – такие уникальные особи встречались с периодичностью в несколько столетий. Они не создавали разницы между сном и явью. Их мир по ту сторону сомкнутых век почти полностью копировал этот под взором солнца и луны. Их не прикрывал щит самообмана. Как и Артура. Он был честен с собой до мозга костей. И лишь одна крохотная дьявольская деталька с её лицом отличала его. Маленькая мечта. Хотелка. Желание. Как ни назови – что-то, чего он не мог позволить себе здесь и потому вкушал со смаком там. Точнее, так он думал.
До сего момента. Сейчас, когда его губы без всякой прежней скромности вкушают вкус «первого» поцелуя, её Артур безответственно стирает границу меж двумя мирами, делая второй первым. Тонкий лёд, на котором он играючи выполняет сальто. И как же её малыш вгрызается в этот момент. Буквально упивается её охотно приоткрывшимся ротиком, ведь ей не менее любопытно. Каков масштаб, какова сила. Как это для него – жить сном. Ммм, а ведь завораживает этот импровизированный, или отрепетированный уже под режиссёрством Морфея, концерт – гармоничная, слаженная и чётко в такт синхронная работа рук на шее и губ. Плавно и не спеша под мелодию поспевают их язычки, заворачивая вальс с тройными пируэтами, вытанцовывая каблучками звонкий цок сердца. Маленькие лапки неторопливо вскарабкиваются на крутые плечи, начинают их жадно мять, прощупывать как сочный кусок мяса перед трапезой. Ммм. Весь её. В её распоряжении. Её личный маленький королёк. Кажется, людям не нравится слова «игра», несмотря на то, что вся их короткая жизнь этим по сути и является. А почему бы и нет? Сперва, Мерлин стала для глупого паренька мамкой. Затем вумной старшей сестрой. Что это, как ни игра? Ведь они оба знают, что она не была ни той, ни другой. В нём нет ни капли демонической крови и ни пылинки волшебства. Так что же теперь мешает побыть его принцессой? Да, вот Мерлин и перебрала человеческих сомнений, да ещё и в прикуску с их бестолковыми кудахтаньями. Поиграем. А когда уже ребёнок заиграется. Тогда и поставим в угол забвения. Ведь так даже проще. Главное не светится на людишках, но этот талант демоница освоила прежде, чем научилась щёлкать пальчиками.
Чёрствые лапки судорожно хватаются за тонкую ткань, за кожу, за плечи – полундра, корабль тонет, хватай всё, поспевай, скорее!
- Тстстс! Так никуда не годится, мой маленький король! – тихонько напевает чародейка в только что укусанное ушко, и с настойчивой нежностью, которую может себе позволить только демоница с силой в несколько сотен раз превышающей его собственную, берёт и отстраняет от бедного платьица его ручонки.
И маленькие лапки чарующе медленно прогуливаются по завёрнутым в несколько тканевых слоёв бугоркам, задерживаются на пару секунд на вершинках, настырно топчутся там средними пальчиками, покуда сквозь тонкую шаль не проступают контуры вишенок. И ручонки возвращаются к воротничку, аккуратно обрабатывают шнурочки, дюйм за дюймом приспуская границу. До чего же невероятно наблюдать за этими огромными бирюзовыми сказками – как они метаются от её озорных глазок к шее, от шейки к постепенно показывающимся грудкам. Как едят. Как рвутся. Ммм.
И тут лапки резко останавливаются, оставляя границу с одеждой у лишь едва показавшейся впадинки. Пальцы под аккомпанемент шаловливой ухмылки медленно поднимаются вверх в уже знакомом жесте. На миг, в бирюзинках проскальзывает паника. На миг, Артур готов броситься вперёд, заведомо зная, что не сможет ничего остановить. Только на миг, потому что демоница не затягивает театральную паузу. И делает знаменитый чпоньк пальчиками.
Бирюзовые капельки хлопнули раз. Хлопнули два. А демоническая улыбочка луны нисколько не угасла. Разве что малость исказилась за подрагивающим от напряжения воздухом и возникшим между столь близко стоящими королём и чародейкой щитом. Почти прозрачная, но чётко различимая своей неестественностью преграда между двумя. Так близко. И так далеко.
Одна ручонка так и осталась в раздумьях у верёвочек на воротничковом вырезе. А вторая как бы невзначай улеглась на выпяченном бёдрышке.
– Править женщиной надо как страной. Решительно. Но обдуманно. А главное – убедительно.
[nick]Merlin[/nick][status]Грааль, услышь мой зов! Артура на трон заебонь! [/status][icon]https://i.ibb.co/p4J9Bfz/image.jpg[/icon]