Королевские губки поджимаются в строгую линию горизонта, из-за которого всё прожигающее солнце ещё не успело вылезти, но уже показало косматый мстительный луч горячей смерти. Не потому что неожиданно или непредсказуемо. Отчасти в огненный вихрь злобы, заваривающийся где-то между животом и грудью, стягивалось раздражение. Но в самом глазе вихря сидела горбатая и седая фигура разочарования. Почему. Почему каждый раз она – мать величайшей империи, воплощение благородства и изящности, единственная не посрамившая своего титула королева - вынуждена работать со столь дешёвым… по-быдловски грубым, неподатливым и тупым как ком глины материалом? Что её искусные руки смогут слепить из этой серой массы? Разве что немое надгробье мастеру. Тс-тс-тс. Ещё один высокомерный и недалёкий выскочка, решивший, что апокалипсис – это отличное оправдание для потери культуры. Все они, рождённые в грязи и насильно вытащенные на белый свет, тайно, часто даже от самого себя, мечтают снова окунуться в чёрное море невежества, где самая сложная иерархическая система сводится к пищевой цепи. Как же они грезят о банальной палке… да-да, примитивной палке – универсальном решении всех проблем. Их завораживает одна только мысль, что верхний орган можно упаковать в подарочную упаковку, накрыть тряпочкой от пыли и убрать за витрину. Не надо думать. Не надо изворачиваться. Тянуться за чем-то слишком высокими, а что самое досадное – невидимым, а значит не материальным, или «каким-то глупым и навязанным». Так скажут эти формы жизни. Тс… Столько лет она тянула своих поданных на вершину мироздания, под самое крыло Поднебесья. Буквально несла их к божественному пьедесталу… И вот, прошло всего лишь какое-то тысячелетие. А они уже радостно ликуют о начале конца. Надеются, что «вот теперь-то мир будет перезапущен правильно». Как будто наш мир какая-то симуляция, которая то и дело выдаёт ошибочный код и нуждается в переустановке. Ура, конец мира! Планктон из океана может сбросить прорвать дамбу системы и почувствовать себя зубастой акулой в большом океане. Теперь, они считают, им хватит простой палки, чтобы доказать своё превосходство, которое благородные угнетатели не видели не из-за его отсутствия, а своего слепого и жеманного презрения, конечно.
Идиоты. Носик в отвращение морщится. Иначе на эту выскочку, возомнившего из себя не только героя, но и лидера, не взглянуть. Посмел попробовать королевскую прану? Более того – легендарную энергию. Без разрешения. Просто потому, что по его убеждению в руке надёжная палка? Бездумный. Нетерпеливый. Неотёсанный. Бестактный. Как получилось, что мир за какие-то тысячу лет так далеко откатился назад? Там внизу стоял посреди чудом сохранившихся остатков цивилизации стоял не спаситель, не избранный и уж точно не Мастер с печатями. Обыкновенная обезьяна с осиновой палкой, которая решила, что она у неё никогда не сломается. Далеко бы ушла та, первая обезьяна, если бы только и могла, что бить своей палкой волка, а не кинуть её ему? Жестокий враг стал верным другом и протащил лысое и тупое создание до состояния, близкого к всевластному.
Эта же обезьянка ещё не сообразила, что палки порой ломаются о более сильного соперника. Что не каждый волк испуганно прижмёт хвост при следующем ударе. И что страх – слишком непостоянная валюта, чтобы хранить в ней все свои активы. Соломону даже не надо придумывать изощрённую стратегию. Достаточно просто позволить людям отдаться искушению хаоса и вседозволенности. И они сами погубят себя. В какой-то степени, Артурия даже начинала понимать его… Никто не проходил в этот мир без его эфемерного, почти ласкового касания – вместе со знаниями о современном мире приходили его вездесущие слова. Решительные. Утешающие. Верные. Даже реплики её поданных, практически являясь самостоятельными сервантами, тоже услышали его зов. И у многих в призрачных головах пронеслась та же шальная мысль… Древний царь устал, что его труды не только никто не оценил, но и оскорбил, принизил, выбросил... Устал от этой бесконечной песочницы с то возводимыми, то разрушаемыми детскими замками. Если обезьяны никак не научатся пользоваться палкой правильно… остаётся только её отобрать. Соблазнительная идея. И признаться, способная затронуть слишком многих сервантов. Причём чем выше их ранг, тем ближе к сердцу попадали мысли Соломона.
И сейчас Пендрагон была как никогда солидарна с тем, кто грозился уничтожить этот мир. За что его беречь? Всё что можно, человечество уже похерило. Хочет ли писатель наблюдать за тем, как его нежно прописанные персонажи становятся посмешищем… уродством в свободных руках читателей? Он скорее сожжёт все копии манускрипта, уничтожит оригинал. Так и Соломону… так и ей сейчас хотелось просто стереть это убожество с печатью мастера…
И всё же. Артурия Пендрагон сама упадёт до уровня дурака с палкой, если сразу последует за тем, кто вторит её досадным мыслям. Всё же, она когда-то вытянула этот мир из грязи… может, стоит попробовать и в этот раз? Пожалуй… Можно дать шанс. Один.
Изящная колдовская рука по ту сторону реальности, замирает в воздухе над тесным залом призыва. Секунда колебания, прежде чем та даёт лёгкую отмашку Агравейну. Её рыцарь покорно кивает в ответ и замирает с опущенной головой. Дурачок приказал ей показаться? Что ж. Пускай узрит. Ту, что вопреки мифам, никогда не держала Экскалибура в руках. Не рвалась в бой и не рубила врагов не поле боя. Ту, что не была воином. Которую в этом мире уже успели прозвать слабейшим Королём Рыцарей. И тем не менее… Королеву, выложившую фундамент Туманного Альбиону. Сражавшуюся чужой, но непринуждённой кровью тех, кто сам возжелал пойти за ней. Кто верил ей. И любил не под страхом палки или заклинания. За спиной Агравейна бездна вновь распахивает свою лиловую пасти – врата её посмертного Камелота. И один за другим из них выходят фигуры. В доспехах. В серой парусине. В лощёных костюмах. Таинственных робах. Сильнейшие и слабейшие. Волшебники и воины. Крестьяне и священники. Зал постепенно превращался в её Камелот – если не интерьером, то содержанием. Её поданные, все, кто когда-либо отдал ей частичку себя, доверился и отдался своей королеве – все вышли в зал. И лишь когда последний из всех вышел из врат и присоединился к толпе – лишь тогда Кастор Артурия Пендрагон предстала перед ним целиком.
- Как Вы приказали, Мастер – её Величество, Артурия Пендрагон, - наконец подняв голову, представил её первый рыцарь, глядя на Мастера теми же вересковыми глазами, которыми смотрела на него сама королева тысячей других. – С позволения Её Светлости, позвольте разъяснить, - как всегда, идеальный джентльмен, Агравейн прижал руку к сердцу, демонстрируя их обезьянке свои добрые намеренья. И в некотором смысле, её пока не злую волю. Он не говорил словами самой Артурии, но будучи частью её героического духа, практически полностью разделял мысли, желания и чувства правительницы-чародейки. – Все мы – крупицы душ тех, кто присягнул на верность и отдал своё сердце нашей королеве. Мы – это Камелот. А душа Камелота – это Артурия Пендрагон. Вас, как Мастера, следует также осведомить о том, что черпая прану из нашей Королевы, вы в первую очередь берёте энергию из одного из её поданных. Мы будем по очереди питать вас, но если вы поддадитесь искушению испить нас до дна, или не будете контролировать себя… мы, подобно сэру Ланселоту, исчезнем первыми ради Её Светлости. Которая в результате останется… извините, мне придётся напрямую процитировать слова Её Величества: «Совершенно бесполезным сервантом. Ибо вся сила твоего Кастора – это мы. Посему…», - Агравейн судорожно откашлялся, видимо, выкрадывая себе время на подбор уместных замен словам прямой речи королевы. – Позвольте воззвать к вашему благоразумию, сэр. «И манерам… если таковые имеются» - конец цитаты.
[nick]Artoria Pendragon[/nick][status]kneel before me[/status][icon]https://i.ibb.co/37RvF7t/2-Artoria-Caster-600-3050496.png[/icon]