♦ Настало время задавать вопросы лейтенанту Нанабе!
[!!!] Пожалуйста, ознакомьтесь с суперважными новостями.
♦ Пост месяца обновлен! Спасибо, командор Смит <3
25 августа форуму исполнился год. Спасибо за поздравления и пожелания!
♦ Настало время мучить вопросами Кенни Аккермана!
13\03. На форуме обновился дизайн, комментарии и пожелания на будущее можно оставить здесь.
05\03. Подведены итоги конкурса Attack on Winter!
♦ Пожалуйста, не забывайте голосовать за форум в топах (их баннеры отображаются под формой ответа).
ARMIN ARLERT [administrator]
Добро пожаловать на ролевую по аниме «Shingeki no Kyojin» / «Атака титанов»!
— ♦ —

«Посвятив когда-то своё сердце и жизнь спасению человечества, знала ли она, что однажды её оружие будет обращено против отдельной его части?». © Ханджи Зоэ

«Совести не место на поле боя — за последние четыре года шифтер осознал эту прописную истину в полной мере, пытаясь заглушить угрызения своей собственной.». © Райнер Браун

«– Ходят слухи, что если Пиксис заснёт на стене, то он никогда не упадёт – он выше сил гравитации.». © Ханджи Зоэ

«- Это нормально вообще, что мы тут бухаем сразу после типа совещания? - спросил он. - Какой пример мы подаем молодежи?». © Моблит Бернер

«"Теперь нас нельзя назвать хорошими людьми". Так Армин сам однажды сказал, вот только из всех он был самым плохим, и где-то в подкорке мозга бились мотыльком о стекло воспоминания Берта, который тоже ничего этого не хотел, но так было нужно.» © Армин Арлерт

«Страх неизбежно настигает любого. Мелкой дрожью прокатывается по телу, сковывает по рукам и ногам, перехватывает дыхание. Ещё немного, и он накроет с головой. Но на смену этому душащему чувству приходит иное, куда более рациональное – животный инстинкт не быть сожранным. Самый живучий из всех. Он, словно удар хлыста, подстёгивает «жертву». Активизирует внутренние резервы. Прочь! Даже когда, казалось, бежать некуда. Эта команда сама-собой возникает в мозгу. Прочь.» © Ханджи Зоэ

«Голова у Моблита нещадно гудела после выпитого; перед очередной вылазкой грех было не надраться, тем более что у Вайлера был день рождения. А день рождения ответственного за снабжение разведки - мероприятие, обязательное к посещению. Сливочное хлорбское вместо привычного кислого сидра - и сам командор махнет рукой на полуночный шум.» © Моблит Бернер

«Эрен перепутал последнюю спичку с зубочисткой, Хистория перепутала хворост со спальным мешком, Ханджи Зоэ перепутала страшное запрещающее «НЕТ, МАТЬ ВАШУ» с неуверенно-все-позволяющим «ну, может, не надо…». Всякое бывает, природа и не такие чудеса отчебучивает. А уж привыкшая к выходкам брата и прочих любопытных представителей их года обучения Аккерман и подавно не удивляется таким мелочам жизни.» © Микаса Акерман

«Они уже не дети. Идиотская вера, будто в глубине отцовских подвалов вместе с ответами на стоившие стольких жизней вопросы заодно хранится чудесная палочка-выручалока, взмахом которой удастся решить не только нынешние, но и многие будущие проблемы, захлебнулась в луже грязи и крови, беспомощно барахтаясь и отчаянно ловя руками пустоту над смыкающейся грязно-бурой пеленой. Миру не нужны спасители. Миру не нужны герои. Ему требуются те, кто способен мыслить рационально, отбросив тянущие ко дну путы увещеваний вместе с привязанным к ним грузом покрывшейся толстой коррозийной коркой морали.» © Эрен Йегер

«Прошло три года. Всего каких-то три года - довольно небольшой срок для солдата, особенно новобранца. За это время даже толком карьеры не построишь.
Однако Разведка всегда отличалась от других военных подразделений. Здесь год мог вполне сойти за два, а учитывая смертность, если ты выжил хотя бы в двух экспедициях, то уже вполне мог считаться ветераном.
За эти годы произошло многое и Смит уже был не тем новобранцем, что только получил на руки форму с символикой крыльев. Суровая реальность за стенами разрушила имеющиеся иллюзии, охладила былой пыл юношеского максимализма, заставила иначе взглянуть на многие вещи и начать ценить самое важное - жизнь.»

FRPG Attack on Titan

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



young gods

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

https://funkyimg.com/i/36SJo.png

young gods

" на небе чертит свой извечный путь бесстрастный бог, чье имя просто Солнце,
и вам обоим некуда свернуть, и в царстве Ра все ж свидеться придется "

_________________________________________

Ritsuka Fujimaru. Nitocris.

Не надейся на богов.
Боги мертвы.
Мы - это всё что у нас есть.

0

2

Я ведь вижу, как ты на нее смотришь.
Фараона не обмануть. Фараона не переспорить, особенно, если внутри отлично знаешь, насколько тот, черт побери, близок к правде. Фараона не остановить. Тем более, когда сам едва ли хочешь противиться властному приказу: ты ведь и сам собирался поступить точно так же, и нет ничего предосудительного в том, что запас внутренних сил и решимости достиг нужной отметки почти одновременно с краткой лекцией о принятии самых правильных и важных решений в жизни любого мужчины - как выходило на практике, те принимались с удивительной скоростью и легкостью, стоило услышать слово в слово схожие с собственными рассуждения из уст того, чьи слова имеют для тебя весомое значение.
Если и впрямь веришь, будто она - твой человек, бери и не отпускай никогда.
А уж Озимандия для Фуджимару отнюдь не был тем, чье мнение не учитывалось в столь деликатном вопросе.
Шумно колотится сердце. Вот-вот выпрыгнет из груди, хотя, казалось, нет ни единой причины чего-то опасаться в пределах царского дворца всегда желанному гостю - еще за несколько поворотов по просторному коридору Рицука сбавляет шаг, чуть не крадется, опасаясь, будто упорхнет из вычурной клетки пташка, которую надеялся позвать с собою вместе в свободный полет из-под бдительного, мудрого, однако уже слишком тяжелого для хрупких плечей взора солнечного владыки.
Пока ведь события развивались исключительно в его пользу. Есть ли иное объяснение, нежели зависший где-то на отметке S+  показатель удачи, когда в ответ на не один десяток раз отрепетированную речь, изобиловавшую так любимыми древними сложными аллегориями и вычурными метафорами, неожиданно слышишь отнюдь не подходящий великому монарху булькающий смех с вкраплениями истеричных ноток и тихих похрюкиваний? Нет, Рамзес не издевался. Его мастер-вассал из Халдеи успел выучить все оттенки и полутона настроений фараона, а потому мог с уверенностью подтвердить - царь самым искренним образом забавлялся над своим недалеким гостем. Впрочем, его полное право.
Это нужно было сделать гораздо раньше.
Перебродивший сок превратился в вино. Стоило только слегка пригубить, как неспокойно озерцо волнения накрыла под нарастающий гул волна отчаянной решимости - какая уже разница, кто и о чем подумает? И все равно пульс учащается в десятки и сотни раз, словно помимо изначального порыва в действиях Рицуки присутствовал еще один фактор, словно бы скрытый от него самого, однако сейчас остро ощущаемый сродни тому, как обреченный на казнь может безошибочно назвать расстояние от собственной шеи до готового в любой момент опуститься на ту остро заточенного лезвия топора.
От смущения он уже давно отвык. Разные нравы, разные эпохи, а уж манеры общения... к тому моменту, как война с Соломоном привела Фуджимару к подножию величественного зиккурата, от неловких шараханий в сторону, стоило той же Маш неожиданно сократить дистанцию, не осталось и следа. И хотя справедливо было бы утверждать, что порою Рицука непробиваемостью и толстокожестью мог поспорить по прочности с щитом своей первой Слуги...
Терпеть дольше - невыносимо.
Он буквально чуял, что однажды попросту сорвется, а каждая вторая из заключивших с ним контракт внаглую подливала масло на тлеющие угольки, словно пребывая в какой-то особо извращенной форме ожидания последствий, о которых Рицука предпочитал думать исключительно наедине с самим собой. Но вот она... делала все то же самое с такой искренней непосредственностью, что хищный рык подозрительно легко трансформировался в чуть слышимое ласковое урчание: в ответ на взгляд нежно-фиалковых глаз, на робкую улыбку, на стремительно растекающийся по щечкам от любой похвалы румянец, на задорно навостренные ушки и в тревожном ожидании сжимающие посох тонкие пальчики, мог ли он долгое время продолжать в своих фантазиях представлять, как прижимает ее к себе, трепещущую и судорожно глотающую воздух? Как хаотично покрывает ласковыми поцелуями бархатистую кожу, постепенно наращивая градус и заставляя все ее лицо сменить оттенок на алый, чтобы затем бессовестно добить легким укусом где-нибудь в районе изящной шеи? Дотянуться до ее губ в поцелуе, из которого она не сбежит - не давать ей вдохнуть, пока силы совсем не оставят дрожащие лапки, а уже затем...
Ноги и голову наполняет странная легкость. Рицука едва ли замечает, как минует последние повороты, как одним движением распахивает заветную дверцу, заставляя госпожу скромной по царским меркам комнаты испуганно подскочить с подушек и выпустить из рук очередной архиважный манускрипт: все лишнее, все ненужное, все только отвлекает и мешает. Расстояние между ними уже в считанные шаги - под протестующий писк летит в сторону макулатура вековой давности, некстати улегшееся на фараонские плечики тонкое покрывало, а за ним и еще более тонкая нагрудная повязка, из-под которой все время так дразняще проглядывал аккуратный контур...
...а уже затем полностью дать волю собственным пальцам,  позволив им в полной мере провести желанную проверку упругих и манящих форм - изящное и подтянутое тельце напрягается каждой мышцей везде, куда бы не направились жадные ладони под так кстати пришедший на ум девиз госпожи Доейк.
Бери все. И не отдавай ничего.
Конкретно ей - ни капли инициативы. Просто утопить в подушках, навалившись сверху, чувствуя, как она отчаянно пытается удержать твой вес сведенными вместе дрожащими коленками, уперев их в грудь. И как они медленно разъезжаются в стороны под паническое мычание сквозь непрекращающийся поцелуй, а сам стон в последний момент берет невообразимую высоту, стоит только ей брыкнуться изо всех оставшихся сил, выгибая спинку дугой и взбивая пятками многострадальное ложе, едва низ поджатого животика впервые встретится с упершимся в него напряжением, скопленным за все время, что Рицука мечтал это сделать...
Стоп.
И вот он снова в том же самом коридоре на прежнем месте. Только сбившееся дыхание и выступившая на лбу легкая испарина позволяют свести концы с концами и разделить четкой границей реальность от внезапно нахлынувших фантазий. Успокоиться. Вдох-выдох. И так еще раз, пока сознание не придет в норму.
И все же...
Знакомый эфир все еще кружит где-то рядом, одновременно пугающе близко и достаточно далеко, чтобы Фуджимару не расслаблялся окончательно. Будто бы и не так уж страшно, но в свете предстоящих событий... не то чтобы кое-кто был бы против такого варианта, верно?
Вопрос, заданный внутренним голосом, подозрительно напоминающим интонации Озимандии, застает Рицуку врасплох и в предельно не подходящий момент: вот он уже осторожно толкает вперед легко скрипнувшую дверь, предварительно окликнув Нитокрис по ласковому сокращению имени, делает шаг внутрь и отчетливо понимает, что при одном только взгляде на нее то самое напряжение дает о себе знать четко и недвусмысленно, отдавая крайней теснотой в брюках.
Заготовленные осколки фраз разлетаются красивым дождиком из стеклянной крошки: стратегия разбивается вдребезги о невинную непосредственность, а сам Рицука внезапно осознает, насколько глупо и самонадеянно было изначально полагаться на старую-добрую малышку импровизацию на новом поле боя - уже с самим собой, выступая невольным арбитром между старающимся соблюсти хотя бы видимость достойной Мастера выдержанности и готовыми мчаться напролом чувствами. Только в его разыгравшемся воображении все исключительно просто и легко доступно, догадки и подозрения любезно подсказывают тропинку к верным ответам сквозь терновые заросли сомнений, а уверенность крепнет с каждым шагом вперед, навстречу манящему голосу и повелительно протянутой из-под простыни лапки.
Реальность такова, что если он решится взять ее за руку, то больше не отпустит. Единственная непреложная истина, в которой нет и не может быть никаких "нет" или "вопреки". Плевать на правила и запреты других эпох. Само время выступало на его стороне, раз за разом доказывая, насколько оправданы и необходимы оказались все до одного случаи, когда ради несоизмеримо высшей цели требовалось пренебречь местными условностями: пусть у любого из миров есть неоднозначная склонность меняться под давлением обстоятельств, это значит лишь, что ты в ничуть не меньшем праве, чем короли и боги, сам создавать условия, при которых реальность с поразительной готовностью предоставит тебе бессчетное количество возможностей - только ухватись за любую из них, держи изо всех сил и не дай упорхнуть легким всполохом пламени, оставляющим лишь стремительно исчезающие крупицы сожалений на кончиках разжавшихся пальцев.
И из этого, пожалуй, вышла наилучшая мотивация, чтобы сделать самый важный шаг. Первый. Легкость в ногах ту, все еще работающую в "тактическом" режиме части разума, привыкшего к вечной войне и постоянной опасности, заставляла его подозревать, будто бы кто-то наложил ускоряющее заклинание или нечто в этом духе. Привычка, безусловно, полезная при подобном образе жизни, однако порой ставящая в совершенно дурацкое положение - исключительно не к месту. Впрочем, именно она одновременно помогала Фуджимару не терять самоконтроль окончательно.
Им редко доводилось проводить время друг с другом без лишних глаз и ушей на периферии, а самому Рицуке еще реже выпадала возможность рассмотреть ее во всех волнующих воображение деталях, доступных взгляду того, кому выпала честь получить от фараона благосклонность и признание. Иногда он в сердцах проклинал моду и нравы тех далеких времен: вся она являла собой олицетворение дразняще-недоступной красоты, к которой ты можешь тянуться сколько угодно, но едва ли прикоснешься так, как хотел бы, - легкое и открытое одеяние оставляло в один момент столь мало и много пространства для буйства высидевшейся взаперти фантазии, что порой Рицука всерьез начинал беспокоиться о последствиях одних только своих размышлений.
Он, черт побери, был буквально болен ею, и никакое плацебо не способно спасти его от самого себя.
Нитокрис принадлежит ему, но лишь волей Грааля и трех ярко-красных завитушек на тыльной стороне собственных ладоней, дающих чисто символическую власть. Доверие, симпатия, понимание - фундамент надежный и прочный, проверенный не одной бурей, однако до последнего момента никто из них так и не решился просто попытаться начать отстраивать нечто несомненно более величественное и...
Красивая.
Он и впрямь хотел ее. Желал многократно сильнее, чем мог бы описывать всеми известными словами на любых доступных языках, попусту теряя драгоценное время, которое стоило уделить одной только ей. Сердце в груди бьется с бешеной силой, чуть не вырываясь наружу, тянется к ней, стремясь заполнить ею же всю ту ноющую пустоту, сгустившуюся в ранах, неважно, куда и каким оружием нанесенным.
Он прошел уже шесть сингулярностей. Он одолел уже больше половины демонов Соломона. Он прошел через ледяные пустыни и адское пекло. Так какого черта внезапно робеет сейчас, когда между их ладонями остаются считанные дюймы?
Наверное, именно потому, что наконец-то впервые за очень и очень долгое время может заглянуть через ту завесу, за которой ранимая и наивная девчонка однажды попыталась спрятаться от того самого мира, который Рицука Фуджимару пришел спасти. Вместе с ней. В упор не замечая, что прямо у него под боком до сих пор верно и стойко несет стражу та, кто сама нуждается в защите.
Озорная ребяческая улыбка на ее губах. Чуть заметный на смуглой коже румянец щек. Задорно топорщащиеся ушки поверх царской тиары, строго наставленный пальчик и так забавно выглядящий на фоне умилительной серьезности наставительный тон - его маленький фараон, нежное и ласковое солнце, само себя заточившее в тени огромной пирамиды.
Грош ему цена как Мастеру, если он не способен сделать ее счастливой.
Хрупкая. Изящная. Кажется, сожми сильнее, сразу же сломается. Рицука знает, что это далеко от правды, что на деле она превосходит силой и выносливостью практически любого в своих владениях, однако... все равно терпит, все равно медлит, осторожно и ласково касаясь пальцами обеих рук протянутой ладошки, бережно и нежно поднося к собственным губам и едва касаясь легким поцелуем. Не спешит, сам до одури боясь спугнуть излишней настойчивостью или в неподходящий момент утратить контроль - соблазн велик, соблазн сладок на вид и вкус, но...
...не стоит и сотой доли по сравнению с тем, чтобы быть с ней искренним.
Слова не нужны. Достаточно одного взгляда: он рядом, не только здесь и сейчас, а навсегда, что бы ни случилось. И рядом с ним не нужно бояться, не нужно играть роли, не нужно его защищать.
Теперь моя очередь.
[nick]Fujimaru Ritsuka[/nick][status]еб*ть ты фараон [/status][icon]https://a.radikal.ru/a42/1904/89/ece10310fb02.jpg[/icon]

Отредактировано Eren Yeager (Четверг, 4 февраля, 2021г. 13:27:48)

0

3

Что за дерзкая девчонка!
В этих распрекрасных локонах что-то не так. Может, потому что какая-то чужестранка посмела дразнить великого Ра своей гривой, горячее заката и раскалённей рассвета. Или это всё бумажная, неподвижная улыбка, но которая даже помятая и выцветшая высекает в его усталых и затянутых сединой нефритах живую искорку беззаботного ребёнка? А эти ямочки на сложенных в складочки чрезмерно довольных щёчках? А свободно как у пташки разбросанные ручонки, так и готовящиеся вспорхнуть в чертоги Гора и шаловливо запрыгнуть к нему в колесницу всё с той же невинной моськой вылакавшего все сливки котёнка?

Рррррр! Нет, фараон был вовсе не расстроен. Фараоны не бывают расстроены – они не музыкальный инструмент, на котором любой поданный может так просто порвать пару струн. Но отлитые суровым золотом наставления Рамзеса расплывчато звенят далёкой и трелью где-то по ту сторону сознания, словно за толщью воды. Этот переливистый и совершенно незнакомый хохоток нильской ряби – тонкий голосок, чью мелодию столь ловко сочинили обострившиеся чувства и замусоленные до неприличных дыр мысли из одной глупой ноты-чьё-имя-нельзя-называть. Возможно, у сей ноты имелось даже не одно название. Но так или иначе, а мотив наигранной песни трещал в голове до боли навязчиво. До плача невыносимо. И до обидного нелепо. Но ещё более едким ядом плевалась другая кобра – прямо в глаза. Прямо в трепещущееся среди тугих колец сердце.

Это успевшая ей так полюбиться чужая… нет, какая угодно, но уже не чужая, мордашка. Задор, что здесь изредка осмеливался робкой поступью выходить на лицо, там выплясывал на расслабленных чертах с азартом и огоньком молодой наложницы. И эта рука… его чистая рука лежала на мелком и бесстыже обнажённом в присутствии царицы плечике с той же непринуждённостью, с которой здесь Рицука держал разве что буханку хлеба. Никакого чумного расстояния. Ни намёка на судорожный поиск повода отпрянуть, стоит слишком увлечься своей благосклонностью и игриво нарушить чем-то проведенную алую линию деликатности.  Ни единой зацепки, что позволила бы подумать на его неприязнь к прикосновению или присутствию этой чужачки. В отличие от…

Будь здесь Озимандия, ушки бы уже резво скакали в отрицающем и одновременно отрезвляющем жесте. Я – фараон. Я – солнце. Я – абсолютна. Никто, никак, никогда, ни при каких обстоятельствах не мог даже приблизиться к вышине царицы.

…но наставника здесь нет.

По эту сторону зеркала только она. Она и две счастливые бумажные улыбки с чёртового папируса. Не ей. Не для неё. Для своей неприкосновенной высоты Нитокрис впервые ощутила… приземлённость. Слишком мирскую дрожь в ногах, грозящих предательски подкоситься. Невидимая тяжесть поверх груди, которая давит и давит, выжимая последние ободряющие мыслишки. Перепахивает и выворачивает наизнанку отличным от её привычного чувства стремления к бесконечному совершенству для одобрительного кивка Озимандия. Это нечто другое. И такое… вязкое и липкое, как забродивший тростниковый сок, стекает по горлу и сковывает связки, не позволяя ни выговорить, ни выкрикнуть накопившийся ком чего-то. Не удивительно ли, как человек, которого она не то что не знает, а даже в жизни не видела, может так нахально ворваться в её мысленные покои и одной и той же неизменной улыбочкой перевернуть весь внутренний мир вверх дном? Впрочем, нет… Это не рыжая лиса спугнула покой и решительность фараона. Он. Его такая до обыденности простая, но тем ещё чище и незамысловатей, радость. Жизнь, какой она имеет право быть только после разрешения Анубиса – не ведающей тяжести, свежей как воды Нила и тёплой как объятия Бастет. Почему же её улыбка - как убеждал Озимандия, величайшей и лучших из женщин, - не ведёт Рицуку к этим беззаботным и светлым чертогам? Почему рука боится её бархатной вытканной самими богами из лунных лучей кожи? Почему не готов блуждать по лавандовому полю её очей? Почему…?

Царица, как наверное в будущем отметил бы какой-нибудь нерадивый летописец, раскинулась на подушках опочивальни неподобающим царице образом - сдувшимся солнышком с лениво раскинутыми лучиками во все стороны. Просто эти летописцы, судя по коллекции изумляющихся выражений Мастера, не понимали главной сути детей Сетта – им подобающе всё, что они таковым считают. Неподобающий вид –  это пятиться от царской ручки. Хмуриться и нелепо делать шаг в сторону. Это не плавиться в восхищении перед её эталонным образом неподобающе. Не понимать истинной красоты земного Солнца! Носик недовольно шмыгает на всё так же вычурно лыбящиеся моськи с тончайшего чужеземного папируса. Как же художник должен был стараться, чтобы в этой пугающей схожестью с жизнью запечатлеть их счастье на маленьком листе. Рисунок уже явно был потрёпан не одним годом, об этом хихикали пожелтевшие краюшки и затёртые уголки. Но бережность, c которой выхаживали жалкий кусочек пергамента… поражала. Печалила и одновременно злила, заглушая все внутренние доводы надрывающимся хохотом шакалов. 

Переворачивается и крепко сжимает всеми лапками длинную подушку, вжимаясь в неё нехорошо хлюпающим носиком. Лучшая. Сильная. … Рамзес бы разочарованно вскинул бровь, завидь он эту раскисшую тушку «божественного величия». Но на кой чёрт ей сдались эти великолепие и мощь, если она – фараон, не сомневайтесь – ни на малость не идеальна для мужчины высокого полёта? Если настоящее храброе сердце сокола только неприязненно сжимается рядом с ней? Если смельчак не боится и не слышит богов, то ему и безразлична мысль, что она прекрасная дочь Бастет и любимая дочь Ра. Он глядит на неё… чистыми глазами. Именно на Нитокрис – не на её озолоченный и обожествленный облик. На саму женщину… девчонку, которая за пеленой громких слов ничего из себя и не представляет.

Потревоженная сквозняком пискнувшая дверь ничуть не насторожила свернувшийся царский калачик, слишком далеко заплывший в переоценке себя, чтобы отвлекаться на внешний мир. А вот этот знакомый, низкий голос Рицуки, как никто больше ласково перебирающий звуки её имени… в той форме, которую он сам непроизвольно начал использовать и которой она так инстинктивно охотно упивалась вопреки не одобряющим ухмылкам наставникам. Не по-фараоновски. Да какая разница, если Мастер произносит это с такой…

Подождите-ка…

Царской головушке требуется ровно два мгновенья хлопающих на перешагнувшего порог Рицуку глазок, чтобы с поросячьим визгом подскочить с подушек как с раскалённого песка и, запутавшись в простыне, нелепо шмякнуться обратно мордашкой в подушку. Как он так тихо… даже не постучал… Мастер наверняка ищет свой рисунок с рыжей девчонкой. Который между тем совершенно не стесняясь покоился на полочке буквально в паре шагах от своего настоящего хозяина. Спокойный голос Озимандии как никогда вовремя зазвучал в мыслях строчками практического руководства по царствованию. Спокойно, Нитокрис. Фараону принадлежит всё, что под взором солнца и луны. Всё имущество Мастера. И сам Мастер. Выровняв дыхание, но так и не стреножив скачущее тревожным галопом сердечко, царица быстро вынырнула назад из белых тканей и с почти убедительной решительностью стрельнула глазками по гостю. Почти. Непослушные ушки продолжали беспокойно подрагивать в предательском желании прижаться к макушке. Нитокрис, ты не спрашиваешь разрешения и не ждёшь пресловутого случая. Это ты даёшь разрешения и заставляешь ждать. Всё и так твоё. Слушая Озимандию и понимающе кивая, его наставления казались столь простыми и очевидными. Но сейчас, уставившись на того, кто по идее и так её собственность… и кто до сих пор не проявлял никаких признаков признания этой собственности, или хотя бы открытой восторженности от присутствия рядом с царицей… Так покажи, кто ты такая.

Верно…  Состроив моську достойную божественного барельефа, Нитокрис важно задрала острый подбородочек и, неловко откашлявшись, смахнула с лица непослушный локон.

- Рицу…! – чёрт, слишком радостно – так и сквозит возбуждением ребёнка, которому наконец дали кусочек сахара. Ещё раз прочистив горло, фараон начала заново, на сей раз чуть более подходящей интонацией для её слепленной на скорую руку важности. – Рицука, – это была лёгкая часть. Сложная только впереди. Показать… Что она, шакал твою мать, царица, и видеть её радостную улыбку – это высшая честь и награда жизни? Что никакая рыжая и рядом с ней не стоит? … Да, действительно не стоит. Та девчонка, кем бы она ни была в прошлой жизни Мастера, настолько выше в его глазах, что её маленький силуэт не будет мелькать даже на горизонте. Фараон или не фараон.

Только что вылепленная решительность уже крошится и рассыпается, оставляя за собой только крошечную фигурку с прижатыми ушками, наливающимися неловким румянцем щёчками и вцепившимися в прикрывающие тельце простыни лапками. Впрочем, правая ручонка всё же вылезает вперёд, несмело, но уверенно и упрямо наперекор подлым мыслишкам о проклятой картинке и волнующим вопросам о причине прихода гостя. Всё подождёт. Но сперва…   

- Дай мне руку.

[nick]Nitocris[/nick][icon]https://funkyimg.com/i/36VRF.png[/icon][status]ушки на макушке. лапки на палке.[/status]

0

4

Заготовленные осколки фраз разлетаются красивым дождиком из стеклянной крошки: стратегия разбивается вдребезги о невинную непосредственность, а сам Рицука внезапно осознает, насколько глупо и самонадеянно было изначально полагаться на старую-добрую малышку импровизацию на новом поле боя - уже с самим собой, выступая невольным арбитром между старающимся соблюсти хотя бы видимость достойной Мастера выдержанности и готовыми мчаться напролом чувствами. Только в его разыгравшемся воображении все исключительно просто и легко доступно, догадки и подозрения любезно подсказывают тропинку к верным ответам сквозь терновые заросли сомнений, а уверенность крепнет с каждым шагом вперед, навстречу манящему голосу и повелительно протянутой из-под простыни лапки.
Реальность такова, что если он решится взять ее за руку, то больше не отпустит. Единственная непреложная истина, в которой нет и не может быть никаких "нет" или "вопреки". Плевать на правила и запреты других эпох. Само время выступало на его стороне, раз за разом доказывая, насколько оправданы и необходимы оказались все до одного случаи, когда ради несоизмеримо высшей цели требовалось пренебречь местными условностями: пусть у любого из миров есть неоднозначная склонность меняться под давлением обстоятельств, это значит лишь, что ты в ничуть не меньшем праве, чем короли и боги, сам создавать условия, при которых реальность с поразительной готовностью предоставит тебе бессчетное количество возможностей - только ухватись за любую из них, держи изо всех сил и не дай упорхнуть легким всполохом пламени, оставляющим лишь стремительно исчезающие крупицы сожалений на кончиках разжавшихся пальцев.
И из этого, пожалуй, вышла наилучшая мотивация, чтобы сделать самый важный шаг. Первый. Легкость в ногах ту, все еще работающую в "тактическом" режиме части разума, привыкшего к вечной войне и постоянной опасности, заставляла его подозревать, будто бы кто-то наложил ускоряющее заклинание или нечто в этом духе. Привычка, безусловно, полезная при подобном образе жизни, однако порой ставящая в совершенно дурацкое положение - исключительно не к месту. Впрочем, именно она одновременно помогала Фуджимару не терять самоконтроль окончательно.
Им редко доводилось проводить время друг с другом без лишних глаз и ушей на периферии, а самому Рицуке еще реже выпадала возможность рассмотреть ее во всех волнующих воображение деталях, доступных взгляду того, кому выпала честь получить от фараона благосклонность и признание. Иногда он в сердцах проклинал моду и нравы тех далеких времен: вся она являла собой олицетворение дразняще-недоступной красоты, к которой ты можешь тянуться сколько угодно, но едва ли прикоснешься так, как хотел бы, - легкое и открытое одеяние оставляло в один момент столь мало и много пространства для буйства высидевшейся взаперти фантазии, что порой Рицука всерьез начинал беспокоиться о последствиях одних только своих размышлений.
Он, черт побери, был буквально болен ею, и никакое плацебо не способно спасти его от самого себя.
Нитокрис принадлежит ему, но лишь волей Грааля и трех ярко-красных завитушек на тыльной стороне собственных ладоней, дающих чисто символическую власть. Доверие, симпатия, понимание - фундамент надежный и прочный, проверенный не одной бурей, однако до последнего момента никто из них так и не решился просто попытаться начать отстраивать нечто несомненно более величественное и...
Красивая.
Он и впрямь хотел ее. Желал многократно сильнее, чем мог бы описывать всеми известными словами на любых доступных языках, попусту теряя драгоценное время, которое стоило уделить одной только ей. Сердце в груди бьется с бешеной силой, чуть не вырываясь наружу, тянется к ней, стремясь заполнить ею же всю ту ноющую пустоту, сгустившуюся в ранах, неважно, куда и каким оружием нанесенным.
Он прошел уже шесть сингулярностей. Он одолел уже больше половины демонов Соломона. Он прошел через ледяные пустыни и адское пекло. Так какого черта внезапно робеет сейчас, когда между их ладонями остаются считанные дюймы?
Наверное, именно потому, что наконец-то впервые за очень и очень долгое время может заглянуть через ту завесу, за которой ранимая и наивная девчонка однажды попыталась спрятаться от того самого мира, который Рицука Фуджимару пришел спасти. Вместе с ней. В упор не замечая, что прямо у него под боком до сих пор верно и стойко несет стражу та, кто сама нуждается в защите.
Озорная ребяческая улыбка на ее губах. Чуть заметный на смуглой коже румянец щек. Задорно топорщащиеся ушки поверх царской тиары, строго наставленный пальчик и так забавно выглядящий на фоне умилительной серьезности наставительный тон - его маленький фараон, нежное и ласковое солнце, само себя заточившее в тени огромной пирамиды.
Грош ему цена как Мастеру, если он не способен сделать ее счастливой.
Хрупкая. Изящная. Кажется, сожми сильнее, сразу же сломается. Рицука знает, что это далеко от правды, что на деле она превосходит силой и выносливостью практически любого в своих владениях, однако... все равно терпит, все равно медлит, осторожно и ласково касаясь пальцами обеих рук протянутой ладошки, бережно и нежно поднося к собственным губам и едва касаясь легким поцелуем. Не спешит, сам до одури боясь спугнуть излишней настойчивостью или в неподходящий момент утратить контроль - соблазн велик, соблазн сладок на вид и вкус, но...
...не стоит и сотой доли по сравнению с тем, чтобы быть с ней искренним.
Слова не нужны. Достаточно одного взгляда: он рядом, не только здесь и сейчас, а навсегда, что бы ни случилось. И рядом с ним не нужно бояться, не нужно играть роли, не нужно его защищать.
Теперь моя очередь.
[nick]Fujimaru Ritsuka[/nick][status]еб*ть ты фараон [/status][icon]https://a.radikal.ru/a42/1904/89/ece10310fb02.jpg[/icon]

Отредактировано Eren Yeager (Четверг, 4 февраля, 2021г. 13:27:20)

0

5

Песок и ветер стёрли его имя из памяти людей. Но Солнце ещё помнит, как обжигало его ломкую змеиную кожу. Этот человек – воплощение жадности, бескрайних желаний и глупости. Великий Ра восхитился покорностью и трудолюбием сего грязного раба. «Говори, чего желаешь». И смертный не долго мучился выбором, ибо дерзкая уста молвила его: «Я желаю всё». Тогда мудрейший Ра с улыбкой мягкой даровал ему всё. И небо. И пески. И Нила воды. Камни и огонь. По сей день лежит глупец – хозяин сего мира, погребённый заживо под необъятными богатствами своими. Ибо возжелал он то, с чем справиться не в силах. Возжелал раб то, что лишь богам открыто. Ты – фараон, правитель и владыка. Неба, Нила и Земли. Но даже ты, под знаком Солнца добрым. Не мчись за тем, что не предназначено тебе.   

Когда-то мудрая детская притча. Теперь печальная своей точностью реальность. Тело будто бы стянуто стальной паутиной, вроде и хочешь шевельнуться, но импульс уже передаётся выше по ниточкам и открывает врата всем осторожностям и предупреждениям. Дружная гурьба с единой целью – остановить – уже толкают фараона в тесную пирамиду из обожжённых сомнений и закалённый нерешительности. Вот она дерзко и пожелала того, с чем не знает, как справится. Глупо и смешно, казалось. Прекраснейшая Нитокрис, по чьим следам вьётся голубая лента Нила: одной рукой наглаживает полотно небес, другой плетёт ковры из златого песка. Но удержать такую простую, непримечательную и обычную, но мгновенно узнаваемую его руку… Длань, что весит больше гор, что стоит непомерно дороже всех царских сокровищниц. Нежнее ласки бриза. Фараон пожелала и фараон получила, вот только любоваться солнцем со стороны и страстно ревновать его к луне оказалось удивительно легко по сравнению с прикосновением к нему. Слишком горячее. Слишком обжигающее. Слишком… не её.

Поджатые губки героически сдерживают всё рвущееся наружу зверьё, а его много: косматые вопросы, когтистые требования, мурлыкающие восторги. И притихшие, но оттого ещё более пугающие своими молчаливыми туманными глазами предостережения, опасения и кружащие вороньём страхи. Крепче, чем следует фараону, царская лапка сжимает ладонь мастера. Как последняя соломинка в море сновидений – если отпустишь, то потеряешь, он растворится в капризах вольных фантазий богов и уже не вернётся. Но она не хочет пускать… Даже если он Солнце чужого мира. Если та неизвестная земля обречена без него на вечный голод и тьму, а рыжая девчушка на вечный траур и пустоту… Даже если она, царица, схватила слишком много и явно то, что не принадлежит ей…

Только что увядавшие лаванды внезапно вспыхивают пряным эфиром, жадно заискрившись в сторону Мастера. Её Мастера. Да, притча целиком и полностью пропитана мудростью, несомненно. Иначе бы Рамзес не сотрясал воздух её лаконичным, но столь содержательным повествованием. Но сказ потерял или утаил одно важное мгновенье, даже не обмолвился о нём. Те несколько коротких секунд, что раб наблюдал за падением всего мира на него… В тот момент, пусть и недолгий, но он должен был почувствовать объятие счастья. Счастья…

Лёгкое прикосновение губ… Последний сдерживающий стену пламени вал рассыпается пеплом. Последнее громко щёлкнувшее звено цепи, что не давало зверью вырваться. И свора помчалась по просторам трепещущей в предвкушении и радости душе, сея гнилые колосья правды и страха. Семена разлетаются, прорастают в картинку не столь далёкого будущего. Где он, её Солнце, снова возвращается на свой небосвод по другую сторону мира. Больше не согреться, больше не увидеть. Он не отсюда. Он не твой. Он уйдёт.

Лапка уже не держит, а стискивает заветную ладонь крепким капканом. Разбивая вдребезги стеклянную ширму детских глупостей и сомнений, она летит на него соколом, бросается и, обвивая венцом жадных крыльев, кидается клювом к тем самым осторожным и одновременно доступным губам. Сам открыл врата. Сам впустил. Сам сделал первый шаг и развеял бурю печальных выводов.

Впивается в него как в виноградный нектар, наслаждаясь долгожданным сахаром уст в исступлении и пылкости сорвавшейся с цепи волчицы. И как же… как же хочется забыться в этой эйфории, позволить себе просто нежно покусывать его, вытягивать из него громкие вздохи и самой растекаться золотом в крепчающих путах дорвавшихся рук. Ммм...

Но сперва…

Глубже. Ещё более дико. Рьянно. Упираясь такими слабыми и крошечными лапками в грудь. Цепляясь за мятую одёжку. Переворачивая кончиком языка мир наизнанку, лишь бы не позволить Мастеру очнуться. Ещё чуть-чуть… Наваливаясь маленькими и прыткими бёдрышками, покусывая нижнюю губу снова и снова и ныряя за добавкой. Крошечными шажками медленно продвигаясь к их затянутым тенью зеркальным отражениям. Конец дорожки – спина Мастера прижата к молча созерцающему зеркалу. Заметил или нет, уже неважно. Ибо поцелуй резко обрывается на нежном укусе. Месяц улыбки не призван извиняться или успокаивать, нет. Он сияет без лишней скромности довольно и радостно, украденная капля любимой крови подчёркивает его тонкую излучину. И только что жадно цепляющиеся за рубаху героя лапки вдруг отпускают. Чего только и ждали затаившиеся щупальца теней. Они выпрыгнули из зеркала шквалом ненасытных стервятников, вгрызаясь в сопротивляющиеся конечности Мастера чёрными клыками и пожирая весь скудный свет помещения, разливая вокруг холодный сумрак подземелья. Обвиваются, душат, держат, чтобы взмывшая над комнатой огромная голова туманного шакала могла свободно наброситься раскрытой пастью на неподвижную жертву.

Кто-то кричит. Кто-то хохочет. Кто-то плачет. Мириады нот закружились над головой с нарастающей мощью и неотразимостью, оглушая и заполняя всё вокруг. Пока бесконечную какофонию резко не прерывает решительный лязг. Как по негласному сигналу, лапы тьмы растворяются во всё ещё прохладном воздухе, отпуская бессильную тушку бывшего Мастера на остывший пол. Всё... Плевать на судьбу мира. На слёзы рыжей. На осуждающий взор Озимандии. Даже если её сейчас похоронят заживо последствия желаний как в притче. Всё равно…

Единственная цепь, что связывала Рицуку с чужим миром, разорвана клыком Анубиса.

Теперь, это его мир.

А он - мой.

[nick]Nitocris[/nick][icon]https://funkyimg.com/i/36VRF.png[/icon][status]ушки на макушке. лапки на палке.[/status]

Отредактировано Mikasa Ackerman (Четверг, 11 февраля, 2021г. 17:06:48)

0

6

Тихую водную гладь над омутом вспарывает тонким клинком удивления с мастерством, которым древние жрецы вспарывают горло жертве с теми легкостью и изяществом, не позволяющими ни капли драгоценной крови пролиться мимо алтаря. Кесарю кесарево. Он забывает каждый раз, и снова обжигается, будто впервые, хотя уже должен был до автоматизма вызубрить эту нехитрую истину: они из разных эпох, у них другие представления о приличиях, чести и морали, они... чего таить, изначально значительно решительнее в том мрачном смысле, который вкладывали позднее историки в хроники очередного великого, вписавшего в манускрипт времени свое имя железом и кровью.
Потому и не стоит прикидываться растерянным, коль скоро их губы встречаются в жадном поцелуе. Он ведь сам того жаждал, сам вновь и вновь представлял себе этот сладкий момент, точку невозврата, когда уже не сможет и не захочет сдерживать впредь рвущееся наружу жаркое придыхание вдоволь высидевшегося в грудной клетке желание. Не нужно ничего объяснять, доказывать, искать обходные пути и осторожно продвигаться узкими тропками сомнений, рассчитывая наперед каждое слово, каждый до томительного изнеможения шаг. Хочешь - бери. "Если" теперь утратило свою силу, испарилось крохотными капельками на раскаленном песке, словно никогда его и не существовало.
Есть только они.
Мысли заполнены ею без остатка, но в ладонях ужасающе пусто. И эта же пустота сама тянет пальцы к тонкой талии, довольно скалится, чувствуя, как медленно и верно утекает прочь лицемерная негодяйка сдержанность, стыдливо искавшая какие-то мифические оправдания. Нет никаких причин против того, чтобы со всей силы не стиснуть оказавшуюся неожиданно напористой девчонку в лишенных целомудренного изящества объятиях: сердце испуганной птицей трепещет, чувствуя мягкость ее груди и манящую твердость туго обтянутых тонкой тканью сосков, - легкий укус слегка отрезвляет, однако это едва ли идет на пользу самоконтролю. Сложно держать себя в руках, когда твой стояк недвусмысленно упирается в низ ее живота, а она сама так и ластится к тебе, будто дикая и своенравная кошка, вдруг милостиво одарить глупого двуного своей лаской. Она слишком близко, а на ней все еще слишком много и одновременно слишком мало одежды. И ладони уже сами тянутся вверх вдоль плавных изгибов, подбираясь под фиолетовую гривку, все ближе и ближе к чертовой повязке, как вдруг...
Чутье просыпается поздно, целиком и полностью поглощенное совсем иными материями, плотно облегающими манящие формы. Ни вскрика, ни вздоха - ужасающе быстро надвигающаяся со всех направлений тьма не оставляет ни шанса, с издевкой поглощая сверкнувший было алой яростью свет от татуировки на запястье. Магия, тысячекратно старше и могущественнее той, что Рицука привык пользоваться, когда шансов избежать прямого столкновения уже не оставалось, развеялась облачком табачного дыма под суровым дыханием пустынного божества: шакалья пасть криво скалит бритвенно-острые клыки в издевательской усмешке - не сбежишь, не спрячешься, и тем более не справишься, если наберешься наглости перечить. Водоворот безликих теней воет панихиду, с нескрываемым злорадством впитывая безнадежное отчаяние и едва контролируемый страх, - им, вечным пленникам той стороны, отлично знакомы эти секунды агонии перед неизбежным.
Холод. Тьма. Забвение.
Пасть резко увеличивается в размерах, вой оглушает, ледяной ветер сковывает кости, мышцы и кровь...
Бездонный провал.
Он падает туда секунду, длиною в вечность.
Тяжелое дыхание разрывает горло изнутри, соленый пот градинами скатывается по лбу и вискам, застилая глаза едкой пеленой, сквозь которую трудно хоть что-то различить. Однако в глазах нет нужды. Даже тех скупых крох знаний, что Фуджимару успел нахвататься за все время своих путешествий, с лихвой хватало, чтобы почувствовать, чего именно сейчас так остро не хватает.
Он с трудом поднимает голову и взгляд, заранее представляя увиденное, и нисколько не ошибается. Тонкая и самодовольная улыбка на озаренном по-детски непосредственной радостью личике. Она сделала свой ход, свой выбор... за него.
Омут оказался не только тише, но и куда глубже, чем Рицука только мог себе представить.
Не было нужды задавать пустые в своей очевидности вопросы. Ответы и так написаны на поверхности размашистыми иероглифами, не нуждающимися в особых разъяснениях сакрального смысла. Интуитивно понятные, они с готовностью укладываются в общую картину, вызывающую лишь наполненную горечью саркастичную усмешку, которая, тем не менее, едва ли трогает его губы.
Вот, значит, как берут свое фараоны.
Вот такие у них правила. Нет, не игры. Происходящее уже успело далеко выйти за столь узкие рамки.
У царей нет такого понятия, как взаимность. "Хочу" безнадежно перевесило "но" на внутренних весах, если они в принципе существовали. 
Сознание застилает отнюдь не обида. Вернее сказать, та представляла собой лишь одну из множества граней наконечника того копья, что резким рывком вместе с выброшенной вперед ладонью устремилось в сторону самоуверенной царицы.
Пальцы смыкаются мертвой хваткой на жалобно звякнувшей золотой цепи, мигом впившейся в поясницу. Требовательно дернуть на себя, в последний момент ловя пискнувшую нахалку в цепкий плен рук под разогнавший мертвую тишину речитатив, выбитый по плитам пола выпавшим из лапок посохом.
И поменяться местами быстрее, чем прочитает молитву своему ненаглядному божеству, возопит о чести фараонов или выдаст какую-нибудь нелепицу в оправдание. Вжимая грудью и щекой в холодный мрамор, безжалостно давя на затылок, навалиться сверху, свободной ладонью хватаясь за ожерелья на шее и тянуть до упора, до всхлипов и тихого жалобного хрипа снизу, пока нити, усеянные золотыми пластинками и драгоценными камнями, не начнут лопаться одна за другой, обрушиваясь вниз тускло мерцающим дождем. А затем этой же рукой обхватит за талию, прижать покрепче, чтобы хоть немного перестала извиваться под ним и вилять задницей, и с греющим душу мстительным удовлетворением впиться животным укусом в беззащитную девичью шейку...
К сожалению для них обоих, у всех мечтаний и желаний обнаружилось одно досадное свойство - сбываться, но отнюдь не так, как того хочется.

[nick]Fujimaru Ritsuka[/nick][status]еб*ть ты фараон [/status][icon]https://a.radikal.ru/a42/1904/89/ece10310fb02.jpg[/icon]

0

7

Мы – боги. Любим всецело. Неистово. И безумно.

И эти мудрые совершенства не создавали бы человека, если бы искренне не любили его и все его забавные нелепые проделки. Кто-то из высших только наслаждается созерцанием их беспомощных барахтаний. Кто-то питается их сахарной лестью и раболепием. Других возбуждает страх и уважение толпящихся муравьёв.

А некоторые... восхищаются. Некоторые завидуют. И просто любят, без причины и объяснения. Они, боги, выше глупых человеческий эмоций, что мутят чистейшую и самую праведную воду эмоций. Одно слово не той ноты или цвета, один шаг в другое направление – и обида тут же хватается цепкими корнями за свободную плодородную землицу. Как легко ей с такими дурочками. Вот только бог и фараон ей не человечья неженка. Их решения, чувства и желания приносит не лёгким порывом внезапный бриз, что уже завтра может сменить бездушный штиль или знойный суховей. Нет, это гора, долго кипящая и бурлящая где-то глубоко в недрах и наконец вздымающаяся к Солнцу одним резким решительным импульсом. Ни шквал ледяных слов, ни буря злословия, ни даже громовой удар в спину не пошатнёт эту вершину. Она будет стоять и рушиться лишь вместе с самим телом и сознанием, но никак иначе. Потому что тот очаг, что извергнул это непоколебимое чувство, принимал избранника целиком, а не по-отдельности как лучшие части буйвола для царской похлёбки. Принимал всё. И без сожалений. Как, впрочем, фараон принимал и свои решения.

Царица не ожидала от избранного Мастера растерянного тявканья украденного щенка, как и не опасалась ядовитых впрысков обвинений. Рицука Фуджимару, который вырвал её сердце из солнца и спрятал в своей груди, не тот человек, который будет биться пустыми звуками и заточенными взглядами. Не тот, кто согласится молча или обиженно плестись за волей фараона или бога. Отнюдь. Он тот, кто держит Солнце, а лишь твёрдая рука не разожмёт кулак в едком дыме собственного пепла. Мастер знал, кто она. И кто он. Откуда они и какие у них пути. И тем не менее – пришёл. Как месяц в царство вечного дня, вооруженный лишь одним желанием и волей. И его одного как раз хватило с лихвой для оплаты цены. Ведь со своей стороны она уже давно рассчиталась. С той самой секунды, когда потеряла покой, ночь и уверенность в своей полной власти над смертными, когда начала бессовестно красть и нежно лелеять каждое короткое прикосновение, мимолётный взгляд и своё имя из его уст. Когда фараон перестала принадлежать себе. Нитокрис стала его ещё до того, как Рицука решился принять этот дар. Прежде чем переступил незримый порог этих покоев и судьбы и сделал выбор. Конечно, он всё равно смертный, и эта пугающая слабость пускает ему пыль в глаза, трусливо скрывая под собой его подлинные стремления. Сейчас, когда его рука так бешено вжимает её крошечную и горячую фигурку в контрастно ледяной выложенный тенями пол, а зубы столь сладостно рвут её недосягаемую и запретную ранее шейку… скажет ли он, отрешившись от такого свойственного всем детям земли страха пред будущим, что был не готов к судьбоносности этого шага? Что он просто заглянул к ней, что ему хватило бы просто тепла её шелковистой руки перед прыжком назад, в знакомый и родной дом к своим знакомым и родным лицам? Что знай он затейливый узор своей участи, отступил бы и никогда не пересёк бы заветную черту? Не ври пред ликом Солнца. Впрочем, Рицука и не собирался. Как может человек врать, когда его страсть так откровенно и прямо упивается распластанным и побеждённым телом царицы? Когда пальцы с не прикрываемым желанием стягивают одеяния в неудержимом стремлении обнажить, дотянуться, взять, заиметь и присвоить? Он прозрачней знойных небес.

И опять же ошибка, ещё одна маленькая нелепая ошибка, которую они, люди, так обожают допускать. Так опьянён эмоциями, что ощущает себя непобедимым. И эти напряжённые руки, пропахавшие путь сквозь выжженную войнами землю и по-охотничьи занявшие почётные места по обе стороны от добычи, легко подсекаются лёгким и ненавязчивым мановением хрупкой лапки. Равновесие и баланс предательски работают на слабейшего в дуэли, если он не ступает с тропы тонкого расчёта: бедра едва ли отрываются от земли, чтобы предоставить идеально вытянутой ножке возможность обхватить таз навалившегося сверху Мастера и оттолкнуть его, лишь немного, но на достаточно деликатное расстояние, чтобы ему наблюдать за растянутой пред ним царицей. Мысочек игриво и строго упирается в его покатую грудь, одновременно удерживая на месте, и в то же время приглашая прогуляться вниз по шоколадному бархату, скользнуть по сочной долине меж расходящимися гладкими барханами и вновь взобраться вверх на остроконечные вершины покатых дюн. Тени подземелий как адские гончие чуют их мысли и медленным томным фронтом стягиваются с их чёрных отражений в одну бесформенную лужу под ними. Тлеющие лаванды прикованы к льдистым осколкам. И лишь едва заметная улыбка искажает в остальном умиротворённый и спокойный царский лик. 

Большой пальчик ноги чертит маленький серп на груди Мастера.

Сперва незаметно, но набирая насыщенность и силу с каждой секундой молчаливой игры взглядов, сумрачные лапки потянулись по тёплому раскрытому телу. Неторопливо захватывая в тугие кольца мягкие груди завиваясь бесформенными кончиками вокруг затвердевших сосков. Пробираясь бесшумными кобрами между разбросанными бёдрами. Опоясанная грудь тяжело вздымается вверх в надрывистом вдохе и осторожно падает на выдохе вместе с чистыми и ровными как волны Нила нотами. Струны голоса фараона не проигрывают пресловутых кричащих басов провокаций или соблазна. Лишь плавно расходятся по теперь казавшейся крохотной комнате, лишь подстрекая роившиеся под их силуэтами тени.

- Ты злишься на меня, Рицука?

[nick]Nitocris[/nick][icon]https://funkyimg.com/i/36VRF.png[/icon][status]ушки на макушке. лапки на палке.[/status]

0

8

В общем и целом, довольно странный, если не глупый, вопрос: сейчас или секундой ранее ему в любом случае не хватило бы равно как сил, так и желания, чтобы разозлиться по-настоящему - им обоим прекрасно известна причина случившегося, никоим образом не сделавшая все это возможным, будь в этом хоть на сотую доля замешана пресловутая злоба. Подспудный азарт, бесстыдный и чуть ли не подростковый в своих нерешительности и наивности интерес, мастерски облаченный во внешне строгие и чопорные одеяния сдержанности, этикета, такта и черт знает чего еще, что мешало одному из них в нужный момент наброситься на другого без излишней сентиментальности и внимания к окружению.
Рицука не испытывал ровным счетом никакой злобы, разве что легкую досаду - он слишком устал от бесконечных прыжков между эпохами и мирами без права на вменяемый отдых и подобие личной жизни, чтобы сейчас, когда желаемое находилось на расстоянии меньшем протянутой руки, размениваться на уклончивые ответы к общим и малозначащим вопросам лишь с целью потянуть интригу и поддержать иллюзию того, будто это совсем не они вдвоем сейчас жадно целовались, накинувшись друг на друга, словно изголодавшиеся звери. Было ли это частью плана Нитокрис или же всему виной случай, давший маленькому фараону вместе с короткой передышкой шанс перехватить инициативу у него из-под носа под вполне благовидным предлогом? Правила хорошего тона усиленно подталкивали Фуджимару в известном направлении: достаточно ведь просто недолго потерпеть, подыгрывая с осторожностью медленно подплывающего к кромке берега аллигатора, приметившего разомлевшую от контраста жарких солнечных лучей и водной прохлады, чтобы дорваться до вожделенной добычи, однако...
Он слишком долго шел на поводу, и дело уже отнюдь не в принятии глобальных решений, повлиявших на исход битв за будущее многострадального человечества. Пусть играть по чужим правилам порой оказывалось несравнимо легче и приятнее, чем пытаться реализовать собственные, но сейчас... совершенно не к месту ощутив себя на миг вновь сидящем на строгом экзамене перед требовательно выжидающей Ольгой-Марией, Рицука, должно быть, дал ту самую крохотную слабину, оборачивающей небольшую уступку собственному эго в местечковую катастрофу для любых, сколь угодно тщательно продуманных и разыгранных планов, подобно выскользнувшему из трещины в основании камешку, вслед за которым с оглушительным грохотом обрушивалась вниз казавшаяся вечной и неприступной крепостная стена.
И тени ретиво просачиваются в эту крохотную брешь. Тени, что гуще ночного сумрака в преддверии сильнейшей бури, холоднее воды у глубочайшего океанского дна и голоднее чудом пережившего засуху шакала, в извращенном и злом подобии ухмылки скалящего зубастую пасть при коротком взгляде на покачнувшуюся чашу весов - за любое нарушение равновесия приходится платить соразмерную цену, а давным-давно пресытившая бессменного судью царства мертвых магия была лишь вершиной айсберга, малой частью положенной за самодовольное вмешательство глупой девчонки платы.
Они все получат, что хотели. Но она - первая.
Рицука если и замечает подвох, то не собирается придавать тому значение. Сосредоточенность ни капли не мешает подниматься изнутри все сильнее распаляющему и подпитывающему самого себя желанию, разве что только в некоторых мысленных формулировках вызывая чуть удивленные вопросы к собственным предпочтениям, однако кому какое дело? Лично ему - откровенно наплевать, а потому нет ровным счетом никаких причин более удивляться тому, насколько ловко тени пробрались не в одно лишь сердце, но и разум. Темная дымка у радужки глаз не видна тому, кто уже пропитан ею насквозь, этим черным туманом, дарующим одновременно удивительную ясность мысли, но при этом заключающим ту в надежную клетку, за пределами которой начинаются мир и действо бесконечно далекие от тех, что виднелись на горизонте деликатных и не слишком мечтаний менее получаса ранее.
- Ты - моя, - и этим все сказано. Рицуке больше нечего добавить, теням тем более, ведь их общую позицию он выразил, без сомнений, предельно ясно. Однако самая черная ирония заключалась как раз таки в том, что именно эти слова безнадежно перекрыли ему путь назад, оставив единственно возможный способ получить то, зачем он сюда изначально явился.
В его действиях еще проскальзывают остатки былой деликатности. Пожалуй, с новыми силами он мог бы почти на равных потягаться с доброй половиной своих драгоценных Слуг, однако судья-шакал отнюдь не для столь бестолковой растраты так старательно наполнял его магические цепи черным туманом.
Ему ничего не стоит накинуться на нее здесь и сейчас, вновь развернуть спиной к себе и поставить на колени, взять самодовольную сучку, как той и полагается, но...
Это будет слишком просто и скучно. Что ни говори, но всеми своими вольными и не очень стараниями Нитокрис заслужила расплату получше. [nick]Fujimaru Ritsuka[/nick][status]еб*ть ты фараон [/status][icon]https://a.radikal.ru/a42/1904/89/ece10310fb02.jpg[/icon]

0



Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно