У брата её золотые волосы и глаза, голубее речной воды; Хистория глядит на него, будто в отражение смотрится. Они похожи, как два летних месяца, они единодушны, как зимние ветра, и мысли у них одни на двоих, словно они никогда не были рождены по отдельности, а так и остались едины.

У Хистории острая улыбка, заточенная, как лезвие кинжала, а когда Армин улыбается, изгиб его губ мягок и ласков, приветлив – это вся разница между ними. Его походная одежда или нарядный камзол ей в пору, ее корона и монаршая мантия ему в самый раз. Нет между ними отличий, разногласий и преград.

Из распахнутого окна дурманно пахнет цветущими травами, и всё во дворце радо его возвращению. Хистория хочет подкрасться, но ей никогда не удавалось его удивить: как бы тихи и осторожны ни были ее шаги, брат слышит эту поступь, оборачивается всегда - может, чувствует, что она за спиной. А Хистория никак не научится – взгляд Армина застигает ее врасплох. Она ещё не успела стереть с лица разочарование от встречи с советниками, которые утомились просить и теперь настаивают, угрожают, требуют.

– Ваше Величество, королевству нужен наследник. Вашим людям нужна уверенность в завтрашнем дне. Не будьте легкомысленной, Ваше Величество.

Их власть тоже от этого зависит, но их благосклонность даёт королеве гарантии – ей ни к чему разбираться с бунтующими дворянами, с ополчившимися советниками. Их отец, прошлый король, положил конец всем революциям и недовольствам - детям его повезло жить в обманчиво-спокойном мире, во время благоденствия и процветания. Многие, однако, верили до сих пор, что это не заслуга прошлого монарха, а божественное благословение: многие верили, что рождённые прошлой королевой близнецы несут королевству послание небес. Отец надёжно спрятал то пророчество старой и немощной провидицы, что сулило лишь разрушение и смерть с их рождением.

Народ любил их, даже если правил только один из них, старший, как и было веками. Но именно в любви народа и заключался трюк – Армин говорил, что это важно. Хистория не верила, что это хоть что-то изменит, но послушно улыбалась подданым. Брат не говорил – зачем.

Разочарование и злость на её лице быстро сменяются искренней улыбкой: в присутствии брата беды отступают, Хистория забывает, о чём и почему печалилась. Она шагает к нему, становится близко, на расстоянии дыхания разве что, кладёт ладони на плечи, смеётся одними глазами. «Разве разговоры не подождут?» Она бы предпочла, чтобы подождали, потому что есть вещи, которые с братом не хочется обсуждать – не сейчас.

В коридоре пусто, но будь здесь даже толпа народу, это бы не удержало Хисторию на расстоянии, в рамках приличия, в формах дозволенного. Её поцелуй и жгучий и ласковый, жадный, но это жадность человека, у которого забрали принадлежащее ему, будто часть тела отняли, и теперь она вернулась – такая жадность.

– В этот раз хотя бы повод достойный? – спрашивает Хистория в ответ. Она не знает, зачем на этот раз услали Армина, ей говорят что-то про торговлю, но она привыкла подозревать всех и во всём, поэтому не верит до конца.

Тёплая ладонь ложится на лопатки. Через тонкую ткань своего летнего платья королева чувствует чужую кожу так, как если бы была совсем нагая. Для Хистории нет в этом мире ощущения более ценного. Цельного. В свадебных обрядах королевства священник перевязывает запястья жениха и невесты красной нитью; Хистории нет нужды в обрядах – она с братом связана одной такой с самого рождения. Прочнее, чем стальной цепью, теснее, чем в семейном склепе. Уверенная, привычная ладонь на спине несёт успокоение.

Но спокойствие не длится долго. Неуверенность, прокравшаяся в брата с легким «наверное», передаётся и ей. Армина что-то тревожит, и Хистория знает, что в кандидаты на виноватых не так уж и много. То, что тревожит его сейчас, тревожит его уже давно, и ей нечем успокоить его тревоги, рассеять его опасения. Если даже его изворотливый, живой ум не может ничего придумать, если даже он не видит выхода, она и подавно. Что у неё есть? Сильная воля да гибкий позвоночник – вот и вся она. Ей не сравниться с братом, ей не видеть будущее так же ясно, не знать множество вариантов наперёд. Только Армин так умеет: видеть то, что ещё не настало. Она восхищается им за это. Но любит – за всё остальное.

Хистория пытается поймать его взгляд, когда он отворачивается от неё к благоухающей сливе, касающейся листами дворцовой стены. Слива растёт у самого балкона ещё с тех пор, как они были детьми; она стояла здесь и до них, и по её стволу они в юности сбегали во двор, когда отец наказывал их, запирал на верхнем этаже, где были их покои. Гнев его всегда вызывала Хистория: она был непоседливой, непослушной, нарушающей правила; Армин был любопытным ребёнком, но никогда не переходил границ. От того удивительнее ей было слышать от него «мы всегда будем вместе», от того слаще был их первый не детский поцелуй – впервые правила нарушила не Хистория.

Она знает, что брат обернётся к ней: он не может ничего от неё утаить. Он не может долго молчать, когда она требует ответа.

– Я думал, что мы могли бы потянуть время с решением о твоем браке, но еще не придумал достаточно хороший повод. Есть новости?

Но это работает в две стороны: Хистория тоже не способна его обманывать. И если он спрашивает напрямую, то ей сложно отмолчаться. Всё то, чем он была расстроена, с чем встретила его, возвращается к ней – всё то негодование, вся та безысходность. И на этот раз её не затушить даже поцелую. Потому что тянуть время уже поздно.

– Да, – печально, но твёрдо отзывается королева, стараясь, чтобы голос не дрожал, и впервые оглядывает коридор. Этот разговор тревожит её сильнее, чем неположенное касание, чем нарушение границ. – Идём, – говорит она брату и, не отнимая руки, ведёт его в свои покои. Хотя у них нет ничего своего: периодически даже комнаты меняются. Королева шутит, что это для того, чтобы горничные не расслаблялись. Впрочем, ещё ни одна служанка не нашла их вместе по утру ни в одной из комнат. Осторожность не в его правилах, но брат её слишком предусмотрителен.

– Совет требует скорого решения. Они всегда его требуют, но на этот раз, кажется, они настроены серьёзно. Даже рискнули назначить визиты без моего ведома и без твоего одобрения. Рассказывают мне о долге, даже созвали собрание и поставили меня перед фактом. Они идут против нас, не считаются с моим словом. Почему мы позволяем им, Армин? Почему они решают мою судьбу? Разве я не могу повесить их всех за то, что перечат мне?

Она знает, что не может, она знает, что даже ей народ этого не простит. Она знает, что управлять государством в одиночку не просто. Но у неё будет Армин – его голова стоит десятерых лучших советников. Хистория знает, в чём проблема, и дилемма её в том, что лишь крошечный шаг отделяет её от всего, что она хочет. Но шаг этот, должно быть, сбывшееся пророчество. Она не может знать наверняка. А проверять – слишком рискованно. Но стоит только Армину поддержать, стоит только сказать ей «мы не будем их слушать», и она не будет. Ни для блага государства, ни для укрепления власти, ни для династии, ни ради отцовских заслуг.