Крик бурлящей крови в ушах насмешливо перебивает безумная симфония битвы, захватившей ещё недавно скучающие воды мирной реки, что теперь заискивающе собирает брызги в отражение своего новоявленного хозяина. Плоть - или какое другое название следовало подобрать сей омерзительной субстанции -, рвётся под хищным оскалом меча с обманчиво обнадёживающей легкостью. Один. Два. Двенадцать. Тридцать. Беcполезно. Щупальца восстанавливаются с непропорциональной расходу их сил и маны скоростью – каждый дьявольский росток требует искусного лавирования между дюжиной других таких же. Одна ошибка – один неверный шаг, один запоздалый взмах, – и обломается не только золотая игла желания, коей она надеялась перекроить полотно Судьбы своей страны. Ещё тысячи несправедливо попавших под гребень чужой войны жизней неумолимо перережут мойры, если им не удастся перерезать тысячи чёртовых ручонок первыми.

Крепче зажать своего верного боевого товарища и вновь позволить ему рассечь налетающего со спины врага, едва ли почувствовать брызнувшую в лицо жгучую слизь, уже нести укутанное ветром лезвие навстречу новой мелькнувшей конечности. Арифметика продолжает играть против них. Резвые атаки Райдера перерубили добрую сотню щупалец. Сама Сейбер не уступает в счёте, но в чём смысл бороться с верхушками сорняков, когда их полные сока корни лишь прорастут вновь и пустят новые? Сквозной и мощный удар в сердце всегда разит точнее…

Судьба умеет подбирать подходящий момент. Словно вторя её мыслям, с высокомерным звоном уверенности секут пропитанный гнилостными испарениями воздух клинки. Весьма вовремя – и королям Альбиона не чужд сарказм, когда подавать его предстоит на вавилонский стол. Но лучше поздно, чем никогда. Даже привычная порция раздражения, преданно сопровождающего каждую встречу с Арчером как бекон два жареных яйца на тарелке её нынешних соотечественников, сейчас сбрызнута чем-то отдалённо напоминающим признательность. Мастеру и его печати, разумеется, ибо подразумевать добровольное участие «великого царя» уже за пределом наивности, что, впрочем, совсем не имеет значения, ведь теперь…
Что…? Запоздалое возмущение плюхается в королевскую тарелку с утроенной силой. Какие к чертям игры сейчас? А иначе как игрой этот театральный выход на поклон и фривольный разворот на каблуках не назовёшь. Дрожащий кулак гневно сдерживает горячее желание пырнуть паршивый мешок золотой надменности. Он же этим, поганец, упивается. Маячит конфеткой у детишек перед носом, чтобы затем, улыбаясь, со смаком ею закусить. Могу. Но не хочу.

И словно бы этого минутного затишья и не было. Прерванная на царское выступление битва легко настраивается на прежнюю мелодию тщетности их плясок с оружиями. Очередное щупальце отрезается с особым остервенением. И ещё одно. И ещё. Поражение уже дышит в затылок и с издевательской безмятежностью распивает над ними шампанское. Опять. Сколько бы шансов ей не швыряла Судьба, исход остаётся неизмененным – Пендрагон снова ходит не той фигурой и ставит не на ту карту. Крепче. Быстрее. Сильнее. Без толку.
Если только не… Нет. Справятся сами.

Склизкие ручонки Кастора играючи добираются до берега и тянутся.
Успеть рубануть. Отскочить. С другой стороны. И вон там. Теперь здесь.
Дьявол, мало-мало-мало…
Гордость слишком любит свои величественные покои, чтобы позволять себя так просто мешать со смирением или, чего хуже, покорностью. Однако личным хотелкам правителя место в кованом сундуке долга. А королевское достоинство такой же жертвенный барашек, как и всё остальное, разве что в словечке маловато лоска.
Взгляд скользит по несущейся на помощь колеснице – она-то и нужна...

Хотя Пендрагон уже согласилась с ценой победы, всё же предложить Искандеру разделить стоимость пира не помешает – в конце концов, из них двоих парламентёром величать следует его. Отказ широченной, якобы понимающей и знающей улыбкой как у чего-то стащившего с рождественского стола довольного кота ещё досадней, чем резкий и однозначный ответ. Оооо нет, у тебя получится убедительней, Сейбер. Сомнительное утверждение. Но нет времени спорить с Райдером – эти две минуты, что он тратит на заезд в гости к их потенциальному союзнику, уже обходятся им в несколько душераздирающих визгов из кисельного тумана. Пара слов напутствия и Искандер поддаёт вожжами, снова растворяясь с ядовитой дымке и оставляя короля за квадратным столом переговоров.   

Вот и он. В своём блаженном великолепии и высокомерии. Прогнившая насквозь пороками селёдка в золотой консервной банке. Тише. Стиснуть зубы и держать колкости при себе как рвущуюся с поводка скалящуюся гончую. Подобно скучающему зрителю в ложе, «герой» отчуждённо наблюдает за трагедией, как если бы речь шла о нелепом кукольном представлении в пресловутом театре. И чёрт бы с ним, не лежи единственная тропа к победе через Вавилонию. 
Стирая наползающую на глаз алую каплю, решительно прошествовать по платформе, громыхая замызганными слизью и чёрной кровью доспехами, и ни в коем случае не позволить вывихнутой лодыжке в лишний раз полоснуть по и так отправляемой на жертвенный костёр гордости. Потешить царское эго? Бога ради, но с высоко задранным подбородком и твёрдым шагом.

- Арчер!

Истинный правитель знает, когда склонить голову пред чужим престолом ради народа – даже если самой мысли претит вся внутренняя природа. Дойти до самых ступеней треклятого трона. Ребячья форма чванства, царю не надо подставлять табуретку, чтобы казаться выше и сильнее. И тем не менее, желаемый эффект пьедестал производит – есть что-то до отвращения принижающее в багровом взгляде сверху вниз. И это что-то заставляет Сейбер ненавидеть следующее действие ещё яростней. Выжидает несколько мучительно долго ползущих по незримому циферблату секунд, скорее борясь с собственными убеждениями, нежели пытаясь произвести должное впечатление, и наконец, очевидно ломая себя изнутри, медленно опускается на правое колено, в древнем жесте уважения складывая руки на рукояти меча перед собой и яростно отбрыкиваясь от желания спрятать лицо. Не видеть бы жирного самодовольства, что вот-вот пожалует на перекошенной ухмылке, но позволять себе подобную слабость низко даже для кланяющегося короля.

- Я прошу помощи.   
Не повела и бровью, ровно, почти не сквозя отчаянием. Как будто бы её горделивый покрой что-то скрывал. Шёлковый лоскуток на обнажённую фигуру. Или гнилая соломинка утопающему. Достаточно забавно? 

[icon]https://i.ibb.co/jhDYtTK/2.png[/icon][nick]Artoria Pendragon[/nick][status]ALL HAIL BRITANIA[/status]

Отредактировано Mikasa Ackerman (Суббота, 14 августа, 2021г. 17:21:44)

Всё то, что оглушало отвратительной реальностью внизу – обманчиво простой хруст чьих-то рёбер, невнятные покаркивания из обвитого тугим щупальцем горла, смачный шлепок какого-то тельца об неподатливый асфальт набережной, - здесь превращалось в далёкий гул неких абстрактных чужих проблем. Словно галдёж на воскресном базаре, на который налетела стайка нахрапистых стервятников, что опустошает прилавки с добром. Так эти налитые горчащим гранатовым соком глазёнки взирают на происходящее? Товар, что по одной его экспертной оценке был небрежно отметён к кучке дешёвого барахла, недостоин внимания Великого? Верно, заботы королей должны направляться лишь на свой народ, только они давно канули в замшелую тень дней минувших - вместо неприступных крепостей и золочёных дворцов их домом стали пыльные страницы учебников и стёртые временем надгробья. И этим сухим буквам их имён во всех источниках - от лучших энциклопедических изданий до неоновых названий казино и фитнес-клубов - они обязаны своим существованием. Те, кто помнит и знает уже выкрученные гиперболами и приукрашенные фантазиями легенды о Короле Рыцарей и Короле Героев - все они их люди, заслуживающие защиты меча.

Она жила такой правдой. Истинный лидер гниёт со своими подчинёнными и воинами в одних канавах, давится одной пресной перловкой и делится одними дырявыми сапогами – он не играет в морской бой под дырявым прикрытием затейливого макраме стратегии и не отсиживает задницу на искусном троне искусственного величия. Нет громче ли всего доказывает её точку зрения тот факт, что их – величайших героев прошлого – сковывают печатью? Завуалировали слишком диктаторское и варварское слово «раб» таким компромиссным и псевдодемократическим определением «слуга». Разве что у Грааля не хватило чувства юмора на подходящие прикиды швейцаров и гувернанток. Это они, предводители, служат на благо своим подопечным, и прочая игра слов и перевирание смысла по канонам Искандера есть не что иное, как прямая ковровая дорожка к страшнейшей чуме любой власти любого времени – эгоизм, коррупция, праздность. Сколь грамм правды ни содержалось бы в убеждениях её коллег по титулу, их взгляды слишком затянуло собственное великолепие, чтобы обратить внимание на уродливые бутоны, в которые расцвела их «безупречная» идеология.

Воображение уже схватилось за акварель и смелой кистью набросало поверх исторической хроники этюд «Король Артур вещает Гильгамешу о долге». Прорисовывает каждую гневную морщинку на благородном лике и все недовольные ямочки на балованной роскошью царской физиономии. Впрочем, вековая дубрава убеждений не зарастёт молодняком идей после одной прополки, сколько ни жги - почве требуется время, чтобы принять новые семена и взрастить из них столь же мощные представления, как у первичных дебрей. А Пендрагон не располагает и лишним часом, чтобы пытаться что-то там прижить в царском сознании, затянутом тёрном четырёх тысячелетий.
Скучает. Или измывается, лениво потыкивая её терпение палочкой-выручалочкой. Само воплощение заигравшегося мальчишки, которого усадили на самый высокий соседский стул, придав важности короной из картона. Но правила игры есть правила игры. Ни в одном мифе никто ничего не дарует без задней мысли и в той или иной степени припрятанной личной выгоды – а если кто и отдаёт чудотворную вещицу за просто так, то только в добродушных сказках, тщетно пытающихся убедить детей в чистоте мира. Одно-два рандеву с реальной жизнью -  и ребёнок быстро удаляет из записной книжки всякие контакты с этими рассказами. Конечно, то же можно приписать и на сомнительный счёт благородства и честности. Но здесь как бы ни хотелось излить на Гильгамеша бочонки грехов всех цветов и вкусов, бутылки этих двух редчайших мускатов продолжали храниться где-то там в дальнем уголке нравственного погреба. Может, их сырьём была жажда представления. Может, забродившие за столько веков былые разочарования. Так или иначе, это единственный ценный нектар в его на деле пустой и бездушной сокровищнице, существование которого в конце концов и убедило Пендрагон заключить с Королём Героев… «договор о помощи».

Терпение взволнованно мечется по своему вольеру, ожидая решения под равнодушное цоканье бегущих секунд. Поединок взглядов? Достойное описание происходящего. Только в глазёнках Гильгамеша устроилось разящее копьё недовольства, решительно наступающее на дрожащий в ослабшей хватке Артурии щит гордости. Он мог опустить взор в любой момент и всё равно выйти победителем, признав соперника слишком скучным для серьёзной дуэли. Стоит же отвести взгляд ей, как на светлую голову тут же приземлится клеймо позорного фиаско. Держать, пока тот с образцовым терпением кухмейстера посматривает на томящуюся в коптильне дичь, ожидая появления золотистой корочки, которой так приятно хрустеть…
Выдержка лопается с отчётливым звоном зашевелившихся доспех резко поднявшегося с колена короля. Гордость и честь уже выкатились жирными каплями на поверхность – бери, собирай горбушкой и смакуй. Но с таким ленивым интересом наблюдать, даже не намереваясь протянуть вилку… Довольно.

Меч, который только что покорно устремлялся концом в подножье пьедестала, теперь дерзко зыркает невидимым оскалом на царскую рожу. Не более чем на одно мгновение, но достаточно, чтобы утихомирить взбесившееся от укуса безмолвного унижения достоинство. Снова опустить лезвие и, продолжая сопротивляться пронизывающему взгляду, без унции артистизма подняться по ступеням к самому трону и, наконец, посмотреть на Короля Героев сверху вниз. Предчувствует негодование – воздух буквально пропитывается духом опасности, почти перебивая зловонье стекающей с лат слизи.

- Не позорься, Гильгамеш. Царь, которому нечего пожелать, хуже мякнущего в рутине обывателя. – Он почувствует укол острой насмешки, даже если та выдаёт себя за тихое не вызывающее наблюдение беспристрастного мимо проходящего. Пендрагон сама выроет яму своей гордости, но только убедившись, что получит за чем пришла. И сейчас этот четырёх(тысячи)летний капризный мальчишка с необъятной комнатой игрушек получит только правила её игры. –  Моя просьба ясна. Называй свои требования, и я обещаю выполнить любые обязательства договора. 

Идея запятнать эти отполированные доспехи кусками Кастора соблазнительно покусывает разум… Вместо этого, грязная латная перчатка деликатно стягивается, а рука деловито протягивается вперёд для пожатия, готовая согласиться на названные условия. Вряд ли утомлённый обыденностью король, чей ленивый взор кричит «Всего предостаточно!», отличится чем-то оригинальным, достойным опасливого взгляда украдкой.
[icon]https://i.ibb.co/jhDYtTK/2.png[/icon][nick]Artoria Pendragon[/nick][status]ALL HAIL BRITANIA[/status]

Отредактировано Mikasa Ackerman (Суббота, 14 августа, 2021г. 17:21:30)

Лукаво вильнувшего рубиновым хвостом котяру следовало бы схватить прежде, чем тот скрылся в багровых юбках самой невозмутимости, так и не позволив разглядеть зажатый в довольной пасти трофей. А ведь что-то он сцапал – никто не видел когда и как, но такое удовлетворение никогда бы не стало сопровождать охотника в опале фортуны. Проскочивший между пальцами разряд противоположных полюсов только раздразнил распушившуюся паранойю своим игривым укусом, и королевская рука поспешила вернуться в покой латной перчатки, едва успев заключить сделку. С одной стороны, очевидную: какой бы участник этой войны не задал условия «завладеть игральной фигурой противника»? Но с другой стороны, требование ей так небрежно и с по-царски красноречивым лоском подобранных слов выписал не Искандер и не Лансер, а тот самый царь, что недавно откровенно томился в скуке от одного упоминания битвы за великую чашу. Зараза, забирал вражеского короля не ради победы, а ради проигрыша соперника. Жалкое сосуществование, сказать откровенно. А ведь её крючок ловко пронзил самую гниющую сердцевину золочёного яблочка – вкусившему все удовольствия мира нечего желать. Без амбиций, без желаний – некогда мчавшийся на парах стремлений эшелон, теперь застрявший с остывшим двигателем на заметённых бессмыслицей и поржавевших за тысячи лет путях. Не способен тронуться с места и в немой ярости, которую отказывается признавать под копотью гордыни, преграждает путь другим. Удивительно, как вместо щедрого шлепка возмущения или по меньшей мере укола досады, на уголке губ топчется лёгкая улыбка. Даже малахитовая печь утихомирила жар и лишь искрится тихим огоньком смеющейся свечи над задравшим мордочку котом. Сколько же дешёвого самодовольства. Думает, разбил лёгким мановением пушистого хвоста заветную вазу со смыслом жизни. Пусто. Он ведь даже не понимает, что лишь толкает вперёд – не в этот раз, так в другой. Не в другой, так в сотый. Да хоть в тысячный – «пресловутые» идеалы Короля Рыцарей будут ей и топливом, и колёсами в бесконечной гонке за покоем, из которой Король Героев сам себя исключил.

Чиркнув напоследок по царскому лику, взгляд осторожно перекатывается на обрушившуюся с небес божественную кару – несчитанные ряды искрящихся павшим солнцем Вавилона клинков рассекают ночной воздух, заставляя наблюдать… Презрительный хмык на жеманную власть растворяется в невольном восхищении, и раскалившиеся глазёнки предательски перебегают обратно на облачённый в царственное спокойствие профиль. По-прежнему зритель в ложе, меняющего сюжет пьесы по мановению дирижёрской палочки по указу господина Хочу. Просто один щелчок пальцев – ни будоражащего кровь свиста взмывающей косы над головой, ни пьянящего дурмана увивающегося за мечами триумфа, ни бьющегося о железные путы чести и долга дикого зверя самосохранения. Это даже не назвать битвой – декларация победы яркими и… разительными убеждениями.  Но положим руку на сердце: ей ли сейчас воротить нос от заветного товара, за который на бочонок легло не одно унижение. И без которого поляжет куда больше, чем собственное достоинство.

Река ещё долго бурчит неспокойной рябью, когда ночь нежно укутывает недремлющий город обратно в тяжёлую перину сумрака, деликатно забывая и прощая затмившие свет звёздных детей врата Вавилона. Распластанный чернильной кляксой по отмели, нечто когда-то считавшееся Кастером теперь взвивается снопом сгоревших частиц в свой внепространственный вакуум, пока бриз заботливо выметает последний пепел. Вот и всё. Вся война Сейбер за Святой Грааль. Странно. Такой исход должен кислить овечьим молоком, а досада хрустеть на зубах солёным песком холма Каммлана. Но здесь лишь сухое дыхание зефира, несущего облегчение. Спасти всех своих верно несущих её историю поданных, оставив погоню за честью прошлого – достойное приобретение за ещё сотню лет одиночества.

Благодарность неуместна – это в конце концов обыкновенная сделка, - и тем не менее короткое слово звонко ударяется о доспехи великолепия. Грош в набитой до потолка сокровищнице, но Пендрагон откровенно не волнует в какой заплесневелый угол Гильгамеш швырнёт это искреннее спасибо - достаточно просто выпустить забившуюся внутри пташку признательности и набрать полную прелого воздуха грудь пред исполнением договора. Экскалибур стальным упрёком оттягивает руку. Прости, братец, ты сверкнёшь благородством, но не в этом бою. Любяще пощекотав затёртую рукоять, медленно, как обозу с надгробным камнем для своей могилы, перетащить глаза с унылого блеска клинка на торжествующий алым флагом триумфа взгляд. Как мелко, искать радость в чьём-то падении, впрочем – не её поле ядовитого тиса и не ей травиться его мнимо сладкими плодами. Выдержать твёрдость и, не пущая ужаленную в ахиллесову пять гордость, молча кивнуть.

Пора. Время забрать короля с шахматной доски.
Благородный Экскалибур тихо ложится на колени царя. И не прячась от пристальных глазёнок, неторопливо сделать один шаг назад – на одну ступень ниже, - где, осторожно подобрав пропитавшуюся кровью и речным илом юбку, опуститься на оба колена и гордо взбросить голову непобеждённым шпорами иноходцем. Никакого вызова – только чёрствая горбушка решимости отдаться своим обязательствам сделки. Достойный финал достойным оружием. И даже не худшей рукой. Всяко предпочтительней бездарной гибели под неостановимой тушей. Всяко лучше ничего не изменившего копья в грудь над руинами того, что однажды звалось родиной.
- Забирай.

[icon]https://i.ibb.co/jhDYtTK/2.png[/icon][nick]Artoria Pendragon[/nick][status]ALL HAIL BRITANIA[/status]

Отредактировано Mikasa Ackerman (Суббота, 14 августа, 2021г. 17:21:20)

Две ядрёные капли спелого граната неторопливо прокатываются по каждому изгибу опустившегося на колени пред незримой плахой короля, смачивая ядом неизвестного действия прорезанные сухой гордостью ложбинки и оставляя за собой тихие ручьи липкого опасения. Страх имеет много лиц – и эта обитая обманчиво мягким бархатом стальная маска ей не знакома. Нектар трепета сочится из-под таких же нехарактерно… ласковых пальцев безжалостного узурпатора – хрупкий плод персика в руках, чья нежность давно коррозировала в перегное прошлого под раскинувшимися дебрями беспросветного эгоизма. Течёт волной дурного предчувствия, не замечая, как сносит бетонные пирсы спокойствия, и играючи топит словно бумажный кораблик горделивый бриг самообладания. Вгрызшийся в коралл хладнокровия якорь так и не удерживает шхуну на месте - беспомощно пропахивает ржавым зубом траншею посреди казавшегося неразрушимым рифа, пропуская новый пенящийся вал подкатывающего беспокойства. Непредсказуемость. Вот он материал этой маски страха. Палач рубит голову точным прямым ударом топора – известен путь и конечная точка, успеваешь заметить отражение в синем взгляде Смерти и с достоинством кивнуть своим несбывшимся целям. А вот как… как совладеть с этим… этим… Красноречие правителя Альбиона мужественно подбирало более подходящее определение, но из-за невозможности замены было вынуждено принять первое лёгшее на язык. Этим щекочущим ощущением. Она ещё помнит прикосновение Смерти - и оно колет. Режет досадой. Бьёт током разочарования. В какой-то момент студит чем-то напоминающим облегчение с тонкой намечающейся коркой смирения... Но чего Господин в тёмном плаще не делает точно, так это не щекочет и тем более не делает это... НЕ неприятно.

Мысли сомнительного содержания вовремя перебивает истеричный визг смутившихся доспех, не готовых к столь тесному и внезапному контакту с вавилонскими латами. Сама Пендрагон успевает разве что сложить губки в аккуратный кружок изумления и построить из бровок кривой шалаш возмущения, в который уже ни под какой бесстрашной личиной не рискнул бы постучаться даже Страх. Вся невесёлая компания, выстроившаяся в стройной рядок в ожидании удара палача, живо собрала свои унылые манатки и уступила место недовольно гарцующему на скакуне раздражения бешенству. Мешок старой картошки несли с большим уважением, чем сейчас небрежно вскинутую и с задравшейся юбкой предводительницу древнего Альбиона.

Хлестнувшая из пасти врат искристая река под фальшивым флагом перемирия врезается в ночной горизонт и невозмутимо смывает старательно нанесённые лунным мелком очертания города, потерявшего в гаме боя ореол своего электрического света. Заливает поле зрения густыми белилами ленивого душного полдня, барахтаясь в которых Артурия едва ли различает собственные руки и острое плечо её несущего – сопротивляться сейчас будет ещё нелепей бьющегося о стекло лягушонка в банке молока. Вестибулярный аппарат настраивается на нужную частоту лишь после приземления картофелины в кипящую кастрюлю, по которой царь предварительно проходится тупым ножиком приказа и снисходительно оставляет вариться до подобающего съедобного состояния. Ответ сквозящих насквозь глазок упирается уже в гордо улепётывающий затылок, а вылетевшие с запозданием мыльные капли беспомощно разбиваются о свод арки, за коем успела скрыться блестящая спина Гильгамеша.

Купальня. Купальня. Бешенство вспахало новые морщинки на королевском лике и с грозным лязгом велело отстегнуть доспехи, стянуть теперь чертовски тяжёлую от воды одежду и швырнуть куда-то на раздражающий безупречностью мрамор. «В порядок». Конечно. Сакральный барашек гордости ещё недостаточно замаринован, а главный актёр не весь загримирован. Чтобы Король Героев так просто забрал героя? Ха. Бес дёрнул за язык ляпнуть дьявольское словечко. Переоценила. Неравно сопоставила его благородство со своим. И теперь он совершенно законно пользуется своими любыми условиями. Ловко. Низко. Но в своё время Пендрагон ещё не слышала сказок тысячи и одной ночи – восточные хитрости оставались на уровне мальчишек с кухни, что тащат буханки из-под красного носа сердитого пекаря. Все, кто выше подвалов крепости, рассчитываются друг с другом честью. Переоценила. Царь, в чьей руке якобы лежит весь мир, а орудует такими никчёмным уловками. Искусный охотник выслеживает добычу и целится. Неумелый ставит капкан.

Грязь боя неохотно сползает сама под назойливыми лапками виновато журчащей воды с тела, которое пошевелиться и приложить усилие к «порядку» не сумел убедить ни один внутренний довод. Само смоется, само намоется – проще раскинуться мокрой куклой, запрокинув голову на борт, и медленно пропариваться горячим гневом, усердно сосредоточившись на затейливых мозаиках потолка, напрягшись всем тельцем и настойчиво отказываясь получать удовольствие от пытающихся расслабиться в мягкой воде перетрудившихся за время сражения мышц. Что дальше? Нарядить в кроваво-алое платье с очевидным подтекстом или нацепить девственно-белую сорочку невинной жертвы? Создать красочную иллюстрацию с названием «Благородство и его последствие»?

Да пожалуйста. Насыщенный незнакомыми ароматами пар ложится на мысли свинцовым грузом и давит, давит, давит… Пускай изощряется. Извивается издевательской гадюкой вокруг шеи с самолично затянутой петлёй обещания. Зато…! Мысль равнодушно слизнула незаметно подкравшаяся лохматая досада, как ни в чём не бывало устроившаяся на нагретом разгорячившимся от внутренних диспутов со справедливостью благородством местечке и с любопытством посматривая на теперь растерянно замолкшее сознание. Зато… зато… Её варят в собственном соке достоинства, тушат в честности и держат на зубце собственного обещания. Зато. Оно ведь точно есть. Важное, значимое для всех. Кого всех…?
Пар сочувственно пробегается по влажному лбу, оставляя утонувшую в глубокой неспокойной дрёме королевскую голову бродить дальше в поисках заветного зато.

[icon]https://i.ibb.co/jhDYtTK/2.png[/icon][nick]Artoria Pendragon[/nick][status]ALL HAIL BRITANIA[/status]

Отредактировано Mikasa Ackerman (Суббота, 14 августа, 2021г. 17:21:11)

Эон за эоном стирает неприступные высокомерные горы в песок. Революции и эволюции, потягивая за собой неподатливый обоз ленивой человеческой природы, зарывают не прошедших их придирчивый отбор в безымянных канавах времени. Века и тысячелетия беззаботными ветрами будущего надувают пепел на имена всемогущих богов.
Лист преет, плоть тлеет – позади только хрупкий обрывок сознания, хватающийся за край какой-то памяти. Невесомый разум кишит мириадами личинок многолетней суеты, что, вылупляясь, мигом пожирают друг друга и - незаметно, вроде бы и не больно - откусывают от рассудка по маленькому кусочку. Выедая наиболее уступчивую почву, капризно кривясь и оставляя лишь самые горькие и жёсткие части.  Раз за разом, час за часом, год за годом – и вот в этом эфемерном клоповнике ничего не найти. Кроме кишащих, умудрившихся выжить на своём скудном и бесплодном осколке бытия, прожорливых гельминтов. 
Они не помнят. Они не знают. Им знакомо только неутолимое чувство голода – среди них нет слабых или тех, кто пришёлся бы по вкусу их гнилым зубкам - здесь волочатся лишь равные по силе, неспособные растерзать один другого и утолить желание. Но вот что-то съедобное… кровоточащее болью… что-то раненое похрамывает по рваной границе их пустых владений. И дурманит… дразнит этой слабостью, но не как все пожранные ранее субституты ненасыщающей пищи… Нет, оно тянет соблазном морфия – нечто единственное, способное заполнить бездонный омут жажды…

Нерешительно топчется на обрыве, словно заплутавший в незнакомой чаще ребёнок, посматривая на бесформенную дикую стаю большими и пустыми глазёнками. Чем бы оно ни было, оно предназначено для их тарелки. Впиться, разорвать. Даже не сопротивляется. Так и хочет, чтобы в него продолжали впиваться заскучавшими по свежей крови коготками – свора только рада подчиниться. Урывать кусок за сочным куском, поначалу не ведая вкуса и слепо заглатывая дичь вместе с ошмётками случайно попавших под челюсти собратьев. Больше, больше, больше… Пока в пресном месиве съестного обрубки языков не начинают цепляться за тонкие нотки смака – новое, странное, неизвестное… и удовлетворяющее, несмотря на шкрябающую горечь, пронзительную остроту и разъедающую желчь. Вкус реальности. Это поразительное есть – всеми разрывающимися снарядами боли не способное перебросить на сторону нет. Любая начинка предпочтительней пустоты, любая пытка лучше паралича… Сладко. Едва уловимый оттенок, кубик сахара в канистре мазута… но он здесь. Чуть глубже...
Ты смеешь говорить «нет» МНЕ?
Сссс. Жжёт-жжёт-жжёт. Дальше, надо дальше…
Одного из двух! Я требую!
Да... Тот самый. Помнят… Нет. Помню этот шёлковый стежок поверх раскроенного его каблуком тщеславия. Ещё…
Ещё.

…

Ммм. Картина, кою не написал бы ни один мастер кисти, сколь дороги ни были б его краски и сколь ни умывай его золотом, похвалой и лаской. Хочу. Хочу рассмотреть сей шедевр поближе, потрепать за ушком каждого резвящегося на этой симпатичной мордашке беса и легко пройтись заботливым взглядом по всем унылым складочкам, заутюживая их дышащей обжигающим паром правдой. Тсс, но мой любимый царь всё держит полог опущенным, заставляя бестелесным присутствием метаться взаперти по его ментальным садам. Хотя признаться, экскурсионная прогулка по цветникам Гильгамеша - мероприятие высочайшего эстетического наслаждения. Какие изумительные пышные бутона благоухают на этой иссушенной кислотными ливнями и лишённой весенней заботы земле. Одиночество шелестит здесь в каждом углу бесцветными одуванчиковыми семенами, бессмыслица взвивается ввысь лишёнными соков лепестками и усталыми змейками плетутся вокруг ржавых колонн прошлого тернистые плети эго, коему больше нечего душить. Ммм, осколки глиняного горшка дали потрясающие всходы – столь обильный урожай боялась предсказывать сама богиня плодородия…!

Вот только один мелкий сорнячок, тускло поблёскивающий слишком живой для композиции росой, портит пейзаж своими неуместно пестрящими безвкусицей детских каракуль лепесточками цветика-семицветика. Последняя мерзость такого рода была щедро засыпана глиной, так какого чёрта в моих угодьях ты проращиваешь эти хилые зёрнышки… простите, чего? Заботы? Тц-тц-тц, даже на благословлённых землях Междуречья ни одно качественное семя не прорастёт без минимального количества тепла. А если какой прихотью Судьбы и проклюнется на поверхность, точно не даст всходов. Пустая трата времени, оно и так подохнёт. Лучше пожать плечами и продолжить любоваться остальной красотой твоей поблекшей душонки…

Но раздражает, тварь! Раздражает-раздражает-РАЗДРАЖАЕТ! Поганит моё произведение искусства! Что если подойти к этому лютиковому заморышу и копнуть… выяснить, от какой дряни в царских мыслях бежит корешок…
…Ха. Ха-ха. Интересно. Напрасно, малыш, тебя ругала мамочка Иштар. Знаешь, ведь грядку для тебя тоже подготовила я? Расчистила и освободила местечко, так скажем, а поскольку пустота зудит и зудит тут в сердечке, тебя посадили бросать на его истерзанную корку тенёк от палящего самопрезрения. Пробежаться ласковыми пальчиками по хрупкому стебельку. Не бойся, мама тебя не тронет. Зачем? Если он сам закомпостирует свои маленькие и глупые попытки возродить эпоху своего процветания.

Калитка здравого смысла ещё умудряется держаться на своих поскуливающих болтах, не позволяя вынырнуть на свет… но винная лоза уже вьётся вокруг упрямого замка, потихоньку забираясь в механизм. Просто подтолкнуть сопротивляющуюся дверцу… И ласкающие стрекавой руки пробираются сквозь прочные прутья невидимого барьера, оглаживают расслабленные под обманчивой лёгкостью хмеля плечи и зарываются в пшеничные космы. Ммм… Унынье тебе даже больше к лицу – оттягивает приятным грузом до удобной мне высоты. Плюшевая игрушка с навсегда вшитой миной молчаливой боли и поедающими пух клопами собственных мыслишек. Ой, как маленькой девочке, хочется оторвать тебе лапу, чтобы тут же заворковать успокаивающие нежности и, жалея, прижать к груди.

Подушечки пальцев нащупывают жёсткие швы безысходности, упиваясь неповторимым контрастом чёрствого и невероятно уязвимого. Не видишь за стеклянной оградой рассудка, ещё, наверное, даже не узнаёшь… Но ведь ощущаешь чьё-то невесомое объятие, прижимающее буйную головушку к работающему на сернистом ненавижу и капризном хочу сердцу? Скоро, мой любимый. Скоро ты сам распахнёт врата навстречу отпугивающему и смертоносному, но тайно желаемому токсину правды.

Воздушные губки игриво щекочут мочку уха, пока пальчики перебирают гриву и успокаивают льва под фальшивящую колыбельную.

- Тшш. Энкиду не хотел бы видеть своего хозяина в столь подавленном состоянии.

Ещё нежнее. Ещё мягче. Ведь ты ничего не можешь сделать с этим заливающим мускатом сознание медовым голоском внутри, ммм? Одна лапка выползает из копны соломы и заигрывающе царапает шейку… придушить бы и приласкать исцеляющими поцелуйчиками…

- Не пора ли царю поднять настроение новой игрушкой?
Лениво прихватить мочку уха зубками. Барьер дрожит, реальность настолько близка, что сладковатый привкус уже дразнит язычок.

- Энкиду понимает…

Спуститься уже не столь эфирными губками к скуле, ниже, к глотающему кислое вино урожая безызвестного года горлу. Пронестись благосклонным сирокко, нашёптывая все нужные бархатистые ничего над остывшей кожей.

- …или нет.

И без тени прежней заботы, с дерзким хмельным звоном выбивая врата рассудка, со всей любовью впиться солёными клыками в самое нутро кровоточащей раны.

[nick]Ishtar[/nick][icon]https://funkyimg.com/i/2TXHX.jpg[/icon][status]Ваш личный Глюк[/status]

Отредактировано Mikasa Ackerman (Четверг, 16 мая, 2019г. 15:35:29)

Только лучший нектар достоин бархатных губ, и это выдержанное на спелой наливной ненависти в золотой бочке желание – винтаж, который ни с чем не сравнить из того, что доводилось пробовать из подвала бесконечности. Дерёт горло, как едва теплящаяся лава злобно жжёт обнажённый и безжизненный склон самодовольно вытянувшегося вулкана, а всё равно тянешься за новым глотком. На этой заметённой пылью пустой земле уже не вьются пышные виноградники былого восхищения, а лозы не завиваются кокетливыми петельками на каждом твоём шагу. Только ковыряют старые ожоги сухие лапы опалённых гордым жаром капризов, только скрипят под ними занесённые золой столбы, так ненавязчиво напоминающие о том, за что держались корни.

Ммм. Но погребённая под пеплом и лишённая всего изобилия за пару извержений почва даст всходы в стократ слаще, сочней… и токсичней, нежели угодливый и послушный аллювий речных ласк. Вкусить. Раскусить. И поглотить – сожрать царя прямо в его натёртых чванным великолепием доспехах. И этот вкус… этот пикантный гармоничный вкус взаимной ненависти… Так тебя разорвать не хотелось даже под благодатной тенью пышного обожания и в слепящих лучах геройской славы. На разорённой пустоши королевских амбиций одинокий серый ландыш забытой легенды, о коей вспоминают как о сподручном безотказном дворецком только по звонку колокольчика, смотрится куда привлекательней. И куда больше мне к лицу, нежели гладиолусовая выскочка с гнилого пенька самомнения.

Уу, и кто-то сейчас разозлится. Каждое вроде мягкое и пропитанное угрозой словечко лопается на губах переспелой вишней – надавить бы зубиком ещё, порвать эту якобы прочную оболочку, чтобы на поверхность выступила ещё одна капля едкого сиропа. Признавай, мой хороший, признавай... никакая фарфоровая куколка не способна унять скалящуюся внутри волчью пасть - растерявшую всю стаю, обломавшую клыки, тщетно рыскающую в поисках отдушины на собственном кладбище целей. Только я. Только мне, мой милый царь, ты можешь оставить свою плешивую шубейку сожалений, не скупясь излить на неё бочку креплённой вины. Скажи, на кого ещё тыкать укоризненным пальчиком за запустение этого теперь восхитительно мёртвого сада? Всё ведь из-за жестокой Иштар, правда? И ты упиваешься этой возможностью избежать порки собственной совестью – подставить удобную тушку под удар. Сейчас я необходима - желанна. Ммм, и ещё как… Это желание непослушного мальчишки убежать от суровой материнской руки – скрыться от беспристрастного приговора Судьбы – так и горит на запястьях вместе с давящими цепями. Яростно. Угрожающе. Отчаянно. Ай-йай, мой милый царь – ты так и сквозишь эмоциями…

Ухх, крепко. Нежным коленям совсем не по вкусу поцелуй твёрдого мрамора, и даже шея возмущённо ноет от неестественной и неприемлемой для неё позы: сверху вниз смотрю я. Это твоё место, Гильгамеш, пресмыкаться под божественными ножками и охотно потакать моим хотелкам ради благосклонного взгляда. Впрочем, сухой скрип властных звеньев так и отбивает триумфальный марш по эфемерному сердечку, и возмущённо топорщащая шёрстку гордыня затихает, прижимает уши и неловко мнётся меж широкими и стремительными шагами тварей побольше. Похищней. С генеральскими погонами на подпрыгивающих в диком хохоте плечах, алой дерзкой лентой наискосок и ехидной ухмылкой, Злорадство топчет всяких надменных зверюшек под ногами. Ох, а эта мелочь скулит – так и рдеет адской печкой, обезумев, полосует царскую морду выкованными ожесточённой фантазией орудиями мести. Елозит и норовит вцепиться в глотку за каждый пункт из бесконечного списка унижений, прижать величественной ступнёй нерадивую башку к замызганному ошмётками собственного достоинства полу и вымести ею каждую досаждающую горошину обиды. И всё же. Жалобы остаются скромными и тихими мявками на фоне звонко отцокивающих свой мстительный ритм каблуков. 

Наверняка заметит закисшую на уголке сладко растянутых губок злобу, как и забродившую от непристойного обращения в глазёнках искру веселья. Впрочем… одно твоё неумышленное и молчаливо гордое признание беспомощности и зов, отчаянный зов зверя с вымоченной в яде собственного приготовления стрелой меж рёбрами – они забористей обид, они хмелят сильнее оскорблений. 

Предупреждал… Ммм. Пора наступить на хвост угрожающе порыкивающему из своей стеклянной клетки льву. Подразнить.

- И что ты хочешь сделать с этими ненавистными ручонками? – и с нарочитым бессилием побиться лапками о холодно сдерживающие цепи, пробежаться вызывающей рысцой по нижней октаве, разбрызгивая острыми копытами медовый яд. Слегка податься вперёд – насколько позволяют оковы, изображая издевательское подобие покорного поклона. – А с этим перепахивающим правду ротиком? – и кончик змеиного языка хищно обводит дерзкий контур приоткрытых губ. – Зализать укусы и отыграться, упиться самообманом, утонуть в облегчении…– снова извиться тельцем, чуть судорожней глотнуть влажный воздух резко стянувшейся вокруг груди бренчащими звеньями. – Хочется, да? – почти хрипеть, но ни на миг не умалить остроты издевательской заботы розовых шипов тернистого взгляда. – Ведь больше нечем заполнять пустоту. Глиняные крошки неудачно замешанного горшка? Королевская собачка, которую надо держать на коротком поводке, чтобы накормить заботой? Не помогает… - токсин так и плавит голосовые связки убедительной для непричастных зрителей беспокойством. Всё – синтетический шёлк взгляда и театральная уязвимость скованного трепыхающегося тельца, поддетое ржавчиной издёвки беспокойство и покрытая тонкой шалью нежности бетонная стена – всё с щепетильностью императорского ювелира огранено нарочитостью и подковано искусным изгибом ухмылки. И главный алмаз в лоб царю - как его ни прикрывай, как ни вороти от него глаз, а нерушимый камушек правды продолжает отражать тебе своими неподкупными гранями единственный путь к облегчению. Такой противопоставленный своим убеждениям. Такой полярный.
И такой желанный.

- Только я.

[nick]Ishtar[/nick][icon]https://funkyimg.com/i/2TXHX.jpg[/icon][status]Ваш личный Глюк[/status]

Отредактировано Mikasa Ackerman (Понедельник, 3 июня, 2019г. 15:09:32)

Тишина многолика. Тонкая шаль неуверенности. Деликатная ткань смущения. Перепачканная нарочито неловкой кистью художника перекошенная маска королевского шута.

Отлитая ядовитым свинцом ярость. Которая чем дольше стынет, тем больнее жжёт.

Ммм. Какую же надеть? Увы – в этом случае гардероб эмоции выбирают тебе сами и остервенело кутают личико во всякое дешёвое тряпьё, пытаясь прикрыть уже повыскакивавшие гнойные головки замешательства. Потерявшие оковы руки и грудь растерянно дрожат под влажным сопением заигрывающих поцелуев сквозняка. Колени подобно торжественно спалившим флаг старого режима революционерам теперь осторожно жмутся друг к дружке перед безукоризненно выполненным планом, недоумевая и устало надеясь на подсказку свыше «а что дальше-то делать?».

Как тогда. Он мой – симпатичный самоцвет, что будет превосходно смотреться золотой каёмкой вокруг изящного пальчика… Вот только единственная побрякушка в этом мире хлама, удостоившаяся второго взгляда богини, попросту не залезла на мизинец, почти пренебрежительно сверкнув своим великолепием и укатившись обратно к себе в шкатулку.

Тонкий скрежет ногтей, пыль царапин торопливо сбегает из-под кончиков. То же самое. То же, твою сучку-мать, самое.

Казалось, ведь всё так легко и просто – проще игры на арфе, ведь за какую струну ни дёрни, задетая нотка ублажает слух на любой октаве – будь то низкая и рычащая, высокая и яростная или средняя и разбитая.  Как тогда.

Сколько ещё раз резать по мелодии наточенным смычком, чтобы наконец втоптать маршем неотвратимости твою милую мордашку в грязь под моими божественными носочками?! Когда наконец выучишь наш любимый мотив с одними и теми же словами пресловутого припева? Никто и ничто не склеит эту сломанную душонку, дурачок. Только вязкая, жгучая, кислотная… но такая желанная месть. 

… Вот только спрыгивать с нашей строфы ты зря удумал, мой дорогой царь. Заткнуть уши. Отвернуться. Притвориться, что где-то там щебечет сорока, а в левом ухе что-то жужжит…

Хрусть. Ноготок всё-таки стачивается об холодную плитку. А свинцовый молот разбивает нелепо выстроившийся на лице сервиз растерянности – наполнявшее разукрашенные и раздутые сосуды гордости варево жадно расползается горячими щупальцами по белоснежной скатерти. Подбираясь к своему единственному гостю, которого хозяйка задержала за столом не на один, не два… и даже не три века. Гостю, что так и не потянулся к слишком радушно разложенному пред ним угощению. Осколки усердно вгрызаются в такую же разбитую душонку. Кипяток желчи, смакуя, разъедает жалкие остатки того мусора, что можно условно обозначить «человечностью». И ты смеешь делать вид, что это тебя не задевает?! Тонешь в чаше ненависти к самому себе и даже не протянешь лапки, чтобы уцепиться за единственную соломинку, которую ненавидишь больше? Единственную, которой удобно подвязывать свои неизлечимые и загноившиеся за тысячелетия чумного одиночества раны вины?

Хмелит. Хмелит глупостью своенравного ребёнка. Хмелит яростью, что спустя столько времени, её выдающийся урок алой ручкой поперёк царской жизни так и остался по ту сторону обложки его тетради с выводами. Великий герой Гильгамеш. Ха… Ха-ха… А так и не усвоил элементарную истину.

Никто – никто – не поворачивается ко мне спиной. Даже ты, мой милый. Особенно ты.

Но тебе нравится быть особым, верно? Грести против течения всеобщего мнения треснувшим веслом. Поливать цветы на божественных клумбах помоями вчерашнего ужина. Отвернуться от женщины, которая ни к кому ещё не поворачивалась сама. Нравится, ммм?

Судорожный хрип захлёбывающегося в луже котёнка. Сперва тихий, испуганно волочащийся по пустынным стенам и зависающий где-то под потолком. Пока мокрая лапка резко не ударяет волнуемую лишь слабыми всхлипываниями тишину раскатистым шквалом хохота. Глубокого. Жёсткого. Безудержными пенящимися волнами бьющимся о такую непоколебимую и равнодушную скалу-выскочку.

Ведь именно это в нём и захватывает. Эта твёрдость. Холодность с теневой стороны и раскалённость под солнцем. Тянет. Интригует. Влечёт. И тем больше требует стать моим.

- Нет, мой милый, - с косого края безумной ухмылки сочатся скатившиеся слёзы, как с лезвия только что пожинавшего спелый урожай серпа, смело зыркающего отблеском холодной луны на новый стебель. – Можешь скупить всё и всех шлюшек на любой вкус. Но как это всё утомляет и не радует, верно? Арр, бедный-бедный Гильгамеш, испробовавший всё и всех на свете! – сложно не задыхаться от столь чудного и гармоничного сложения неслагаемого. Слюна брызжет на зеркальный пол, незамечающий божественного отражения. – А ведь хочется такого простого и незатейливого! Простецкой привязанности, минутной благодарности. Собачьей любви. Конечно, ведь эти сухари настолько слаще божественного нектара мести и подлинной страсти, которую мы с таким трепетом и заботой выдерживали более четырёх тысячелетий взаимного презрения. Конечно, я понимаю, - серп с хрустом ломается пополам, оставляя вместо улыбки лишь два острых обломка. – Любовь к зверюшкам – такая простая. Необязывающая, легко достающаяся. Но такая скоротечная, - голосок медленно скользит по промасленному едким сочувствием склону над бездной. – Кто-то может нагло заколоть твою любимую хрюшку. Или… – и, высекая голубую искру, обломки усмешки резко взметаются вверх, на миг зависнув в затянувшейся триумфальной паузе в вышине, прежде чем камнем обрушиться на голову. – …случайно отравить твою собаку.

Теперь отворачиваюсь я, как и полагается. Как и должно быть. А если царскому величеству есть что возразить – его внимательно выслушает оставшаяся позади пустота и моё равнодушие. Может, холостяцкая бутылка девственного вина составит ему даже лучшую партию.

Пока наливающиеся силой его неспокойного сознания божественные пальчики с издевательской нежностью будут стирать с влажного лба дремлющей собачки русые пряди. Ммм. Какая глупость, тссс, оплакивать свинью. Так? Но ведь и какая глупость рыдать над куском глины.
Или бестолковой псиной.
Хотя ещё глупей, мой дорогой, вообще заводить зверюшку, которую так легко избавит от собачьей жизни крошечная капля яда на эту хмурую губку.

[nick]Ishtar[/nick][status]Ваш личный Глюк[/status][icon]https://funkyimg.com/i/2TXHX.jpg[/icon]

Отредактировано Mikasa Ackerman (Вторник, 10 сентября, 2019г. 20:07:44)

Первый и последний виноватый здесь ты.
Только ты.

Сухие лозы истоптанного битвой вереска больше не пьют выстуженной под чёрным солнцем крови. Но угнетающий призрак Пустоты... Он всё ещё здесь. Его тихую поступь с отрешённостью юродивого несёт заплутавшее в полых доспехах эхо. Устало тянет по заснувшим лезвиям немой ветер. Вкривь и вкось повторяет по мутной стали потерянного шлема подбитый солнечный зайчик.

Рука судорожно сжимается вокруг рукояти единственной опоры… и получает в ответ лишь холодное пожатие словно вынырнувшей из-за угла Пустоты.

Тук. Непривычное, но знакомое своим бешеным престо биение в груди грубым рывком выдёргивает из омута бесконечности и нарочито жестоко роняет на полосатый мрамор реальности. Всего несколько мгновений, чтобы разбившийся в сонном вихре непослушный рой мыслей слетелся на зловоние происходящего. Те самые стены. Та самая духота. Тот самый царь. И всё же. Пусть и притворные, но ласки остывшей воды, и приторный, но аромат неизвестных масел приятней тяжёлого шлейфа безысходности поверх смертельной раны. Лоснящиеся глупой роскошью амфоры предпочтительней разбитых черепов. А плавящиеся в высокомерной насмешке рубины режут не столь глубоко, как обвиняющие осколки винных бутылок с разорённого и хрустнувшего круглого стола. Хотя и болезненно - не лезвием по сухожилию и не клинком между рёбер. Нет. А такой маленькой, но знающей себе цену золотой ложечкой, что ритмично и прилежно, чуть ли не с любовью, втирает соль в каждую царапину. Жжёт. Правда или неправда – соль есть соль и разъедает она оборванные края уже растрёпанной веками души одинаково быстро. Впрочем…

И дышащий зелёными просторами Альбиона взгляд сухо чиркает по пустующим стенам купальни, словно в поисках того самого заветного камушка, за который можно зацепиться. Мало – поразительно мало. Вода смывает грязь не только с измученного тела, но и с усталого сознания, позволяя ясности наконец блеснуть своим чистым ликом перевозбудившимся эмоциям. Поразительно мало издевок. Мало насмешек. Мало слов. Как в опустелой поздней осенью дубраве – ни одного пёстрого листа в лицо, ни одной пересмешницы над ухом. Ни одного зычного клика буревестника сквозь обманчивое затишье, что предвещал бы мчащийся на западных ветрах фронт заварившегося циклона. Просто… пусто. Пусто как на проклятом холме.
Место неизвестно.
Но так знакомо.

В какой другой легенде они могли бы сойти за соседей в смежных комнатушках – затянутых седой паутиной одной старой паучихи, только с разными застрявшими в них мухами, и окнами возможностей на одну и ту же глухую стену без начала без конца.

Мелькнувшего в дебрях запутанных мыслей безымянного зверька с мягкими белыми лапками тут же спугнули угрожающе клацнувшие клыки косматого возмущения. Судьба никого и никогда не распределяет случайно по подброшенной в воздух монетке: наше место – в этом и том мире – выстроено нами и только нами, от гнилого фундамента до дырявой крыши. Мы заслуживаем то, чего заслуживаем. И сочувствию или жалости нечего охотиться в этих угодьях. Он оказался там, где оказался по своей вине. Как и ты. Только это не её дрянная комната. Не её призраки. И не её голая стена сожалений без будущего.

Прохладная вода ворчливо отпускает решительно поднявшуюся королеву и ещё долго сплетничает с эхом шепелявым голоском где-то между колоннами, пока босые ноги звонко шлёпают по чуть тёплым каменным полам. Лёгкая ткань белоснежной туники ненавязчиво подразнивает нежно волнующимися складками, но получает только категорично обжигающую изумрудную искру, упрямо выискивающую родные доспехи. Одеяния исчезли вместе с верным Экскалибуром, вероятно уже отыскавшего свою полку на витрине царской сокровищницы. Дьявол… Сомнение беспокойно топчется на кончиках пальцах, осторожно пробегающих по кромке воздушной ткани. Внезапное гостеприимство, которое протрезвевшее от хмеля ярости сознание больше не списывает на примитивное кошачье издевательство, предшествующее расправе с мышкой. Дурочка, только оглянись вокруг… Ведь это так очевидно. Здесь нет никакого изощрённого удара по гордости, хитрого умысла или двойной партии.

Всего лишь пустота. Которую просто хочется чем-то заполнить…

Туманы Альбиона вспыхивают.

Дрожащие пальцы на миг задерживаются у незатейливо, но аккуратно выкроенного воротника. Прежде чем с львиной неистовостью рвануть вниз. Отчаянный крик рвущихся лоскутков сталкивает с трона только обустроившуюся на нём тишину и оглушительно бьётся о высокий потолок. Принёс, отмыл, одел, пригрел: вот и завёл себе зверюшку - друга от одиночества? Писк последней лопнувшей ниточки виновато протянул ответное «нет». Заводи себе другого дружка.
И вновь разыгравшийся гнев услужливо выжег всякие следы случайно заглянувшего в душу зверья вроде пресловутого сочувствия и понимания, оставляя идеальный для взращивания нового урожая презрения пепел. Гордость даже не пикает и не вздёргивает бровь, когда Пендрагон молча переступает кучку оставшихся лохмотьев и ровным твёрдым шагом оставляет душную купальню позади.

Пронзительный звон несёт весточку о единственном настоящем обитателе дворца вернее почтового голубя. И дорожка мокрых следов серебристой змейкой вьётся по пустынным коридорам в сторону одной живой души.

- Арчер!  Арчер!

Сперва он вернёт Артурии Пендрагон её меч. Затем её доспехи и одежду. А потом… потом проведёт ещё десяток другой лет на своём соседнем холме Камланн в компании своих сожалений, подвигов, достижений, воображаемых друзей и плюшевых собачек. Только не в её.

[icon]https://i.ibb.co/jhDYtTK/2.png[/icon][nick]Artoria Pendragon[/nick][status]ALL HAIL BRITANIA[/status]

Отредактировано Mikasa Ackerman (Суббота, 14 августа, 2021г. 17:20:37)

Будь на её месте Искандер, его хохот прогремел бы куда громче в ответ на кислое замечание радушного хозяина, увесистая лапа упала бы на плечо и потащила бы в винные погреба под мимолётную, ничуть не обвиняющую ремарку «да ладно тебе, не ворчи, Арчер!». Как и не смутился бы готовым для него горячим ваннам и принял за должное, может даже оценил бы предусмотрительность вавилонского царя. Уселся бы где-нибудь на подушке подле кувшина с отборным пойлом и охотно подискутировал бы со своим коллегой… таким же истинным правителем о лучшей тактике выпаса народа, о стёртых историей границах империй, о винных сортах и винных бочках. Перекинулись бы парочкой ухмылок и плоских шуточек о своей юной недоколлеге. Райдер оказался бы куда более уместным, общительным и разумным гостем. Однако нет. Скуку убивают не за умными беседами, а за бестолковой вознёй с любимой собачонкой, только на это и годной, только для этого и заводимой.

Как бы эта самая глупенькая девчушка ни прикрывала рожки обиды важным плащом из серых нитей равнодушия, как бы ни стегала обидку за подобную мелочность, та продолжала бодаться и лягаться в районе возбуждённого сердца. Задевала, колола. И чем дальше пытаешься увести тварь, тем больнее она бьётся. Взгляд вгрызается заточенными изумрудами в вынырнувшую из магических искр царскую фигуру. Банальное самолюбие и гордыня древности, самовознесение и дерзкое приравнивание себя к богу. Всё и вся обязаны только мне. Столь постыдные и презираемые пороки, поверх которых лениво наброшены пыльные странички мифов – как будто все достижения и подвиги особо дорогой индульгенцией прощают все промахи и ошибки. Как будто отработал свою смену и да здравствует беззаботная пенсия в окружении своих любимых причуд – проблемы настоящего могут в порядке очереди катиться к героям настоящего. Я сделал всё что мог. Я сделал столько всего славного. Я, я, я… Но вы, чёрт возьми, могли лучше! Вы взяли на себя ответственность за сотни… тысячи жизней! Здесь не может быть шкалы с отметкой «достаточно». Каждая потерянная минута благополучия и спокойствия твоих людей, каждый промах в светлое будущее – только твоя чаша вины. Её нельзя оставлять бродить на чужом столе – её нужно глотать и содрогаться, каждый день морщась от горечи и распознавая новые послевкусия упущенных возможностей. И если, если на горизонте вспыхивает даже мизерный шанс добавить в эту чашу щепотку сахара, даже малость выпрямить тот путь, по которому ты намеревался вести людей… хватай. Хватай эту возможность без оглядки. Ожидай её, до последней человеческой души, помнящей о твоём месте в истории. Потратить желание на собственную мечту как Райдер… Если не эгоистично, то глупо. Если не глупо, то наивно. Наивней, чем они оба считают мечту Пендрагон. Единственной, кто ещё не забыл о своём долге перед этим миром и своём договоре с Судьбой в момент, когда вытянула меч власти вместе со всеми возлагающимися обязанностями.

А он… Не иметь желания, мечты. Не хотеть исправить в мире то, что не успел или не сумел при жизни… Непростительно. Впрочем, чего удивительного? Он, великий царь героев, у которого в жизни есть всё, кроме главного. Смысла.

Ручки в изящном возмущении складываются строгим конвертом на гордо выпяченной груди, пока негодующие бровки прицеливаются сноп золотистой пыли, неторопливо складывающейся в невозмутимый силуэт. Изволил явиться. Позволил браниться. Шавка слишком громко лает для хозяйских ушей. Багрянец нещадно палит щёки подступившей к ним кровью, ноготки жадно впиваются в предплечья, представляя, как сжимают преданную рукоять перед рассекающим выбросом. Намотавшийся на язык клубок прямых требований и колючих обвинений уже пускает кончик готовящейся речи через навострившееся восклицание, прошивая первое вырвавшееся «Ты…!» опалённой ниткой гордости. Игла почти успевает задеть второе слово, когда запотевшие от пара кипящей крови глаза наконец напрямую сталкиваются с алыми. Багровое море вокруг чёрного омута зрачка – взгляд, пустой как и мир, в котором заскучавший бог сломал все свои игрушки, а для создания новой партии уже исчерпан весь тысячелетний запас фантазии, и остаётся только безымянный океан и бесформенный кусок глины - начало всему и конец всего. Он старше. Настолько старше, что юная дева возрастом в какую-то тысячу лет с кепкой не могла и не хотела понимать этого тоскливого безучастия слишком большого ребёнка для детской площадки под названием мир. Столь бездарно спускать на ветер редкие моменты пробуждения от монотонного одинокого сна и освобождение из своей вневременной клетки... Не желаю даже пытаться понять.

Это понимание... опасно. Страшно. Страшно в один роковой день сойти с холма Камланн в настоящую жизнь и тоже не почувствовать разницы, так и застрять душой в своей неподвижной петле: на усыпанном трупами поле или в золотом дворце - не имеет значения. Разные декорации. Та же одна пьеса в репертуаре.

Здесь можно позволить зависти сделать свой маленький, но болезненный укольчик. Где бы ни коротал свою бесконечность Искандер - будь то застеленный предательским туманом берег у никогда не показывающегося океана или такое же разорённое поле боя, - но у него есть один короткий миг в фантазме плечом к плечу с последовавшими за ним товарищами. Короткий миг в том прошлом, в котором хотел бы проснуться вновь.

У них нет этой отдушины.

Стоя над телом пронзившего тебя же предателя, невольно начинаешь мечтать хотя бы о его чёрствой компании. Ядовитая ненависть и заслуженное презрение лучше шёпота ветра в пустом черепе. Что угодно - кто угодно - лучше вечности наедине с самим собой.

Это Артурия Пендрагон понимает.

Настолько, что уже возмущённо открытый королевский ротик медленно закрывается, готовая выкатиться на всю катушку речь осторожно сворачивается назад, а плечи самую малость сбрасывают напряжение. Впрочем, раскалённый металл лица не плавится под языками тёпленького сочувствия или нелепого чувства… братства. Твёрдость алебастровых черт продолжает дробить гранатовые зёрна невозмутимости с прежним усердием, разве что чуть сглаживается морщинка на переносице.

- В моей деревне гости решают сами, менять ли им одежду и отправляться ли в купальню, - отпущенной доли мягкости, впрочем, всё равно не хватило на молчаливое проглатывание оскорблений в сторону родного дома. Глупое желание обиженного ребёнка обозвать его обожаемый город чем-то обидным и режущим слух почти перехватило горло. Но подстрекающие путы перерезает всё так же глубокий красный взор. Прежние царские высокомерие и ехидство захлебнулись в обычной земной усталости, не оставляя сил или достаточного количества желания для излюбленных колкостей. И вместо ответного королевского огонька Пендрагон лишь в ответной утомлённости прикрывает глаза, подчёркиваемой только слегка демонстративным вздохом. Царь, который просто не знает разговора на другой октаве. Или не помнит. Или не хочет. С другой стороны, «шавка» ещё тоже не сорвалась с очень нежёсткой царской цепи. Лень или что-то другое в неспокойной головушке правителя, но факт, что ты всё ещё не приобщён к собачьим, присыпает настроение розовой пудрой. И напоминает о банальной… вежливости с принимающей стороны. По крайней мере, ближайшем ей подобии, которое способен произвести Арчер.

Несколько искажено, но в плохой день короли имеют право на жёсткие гиперболы. С её стороны не в меньшей степени преувеличен каприз со свежей одеждой. Или резкий порыв пройти к выходу без оглядки на своё, не далее чем пара часов назад, пафосно и напыщенно брошенное обещание. А учитывая неестественную скромность в масштабах пожелания царя, топать ножкой и вовсе кажется дурно – что не есть повод извиняться или нестись к столу с добродушной лыбой в пол-лица. Грош за грош. Одолжение за одолжение. 

- А хозяин из элементарного уважения к гостю хотя бы делает вид, что интересуется его пожеланиями.
Уважение, которое стоило приметить сразу, но замыленный после битвы глаз не особо пытался разглядеть, а залитый надменными нотками слух и вовсе не различал. Его не столь уж и своеобразная форма в произведении Гильгамеша сохраняла ключевые особенности, но их настолько не ожидаешь увидеть в его работе, что усталое сознание отказывается принимать за подлинник и ищет наиболее для себя правдоподобное толкование. Упрямо отворачиваясь от очевидного.

Ещё один вздох. Короткий. Быстрый. Не по Шекспировским канонам, но с явной театральной каноничностью. Веки приподнимаются, и посвежевшая зелень устремляется верхом на слабо изогнутом вопросительном знаке назад к хозяину пустых чертогов. 

- Коль скоро я гость, Арчер.
[icon]https://i.ibb.co/jhDYtTK/2.png[/icon][nick]Artoria Pendragon[/nick][status]ALL HAIL BRITANIA[/status]

Отредактировано Mikasa Ackerman (Суббота, 14 августа, 2021г. 17:20:27)

Это была сделка. Не скрепленная мнимой прочностью бумаги и чернил, но прошитая невидимыми нитями честного слова и благородства. Или так хотелось думать. Ведь царь ловко прошёлся иглой меж рядов поставленных ему условий, фривольным щелчком пальцев выполнив все пункты со своей стороны. Вот только напрасно король так самонадеянно положилась на благородные требования из клюва перекормленного коршуна. Действительно. Что такое «бери что пожелаешь» для царя, которому нечего желать и который и так берет что хочет? Нет голода, нет жажды, нет мечты. Нет даже цели. Просто скитаешься по пустому небу, находя единственное развлечение в полуживых и запуганных тушках на земле, тщетно перебирающими лапками по своим тупиковым путям жизни ради мелочных потребностей. Так ли выглядит её жизнь по ту сторону этих огранённых рубинов? От которой даже нечего взять кроме извращённого развлечения в экстравагантном фантике издевательства?

На короткий отрезок секунды ироничная ухмылка резко подняла отяжелённый камнем отвращения уголок губ - под этим булыжником она хотела ещё разок взглянуть на свои наивные и слишком выбеленные мысли о своём «гостеприимном хозяине» минутной давности, - чтобы со свежей яростью швырнуть им назад. Понимание? Сочувствие? При всей необъятности царской сокровищницы у Гильгамеша теперь просто не найдётся той валюты, за которую можно было бы купить сей товар у Артурии Пендрагон. Никогда. Ни за что. И золотые звенья вокруг заливаются одобрительным хихиканьем в ответ, наслаждаясь представлением, где грустный клоун опять повёлся на глупую и такую очевидную ловушку. Как треск неистовых аплодисментов металл вгрызается в распаренную кожу. Ещё! Больше! Больше потехи! Давай, сложи новый сказ о печальном одиноком тиране в городе призраков, что лишь снаружи чёрствая скала, а внутри – мягкий воздушный король. Надо лишь пустить трещинку по хрустящей корочке. Смешно даже слушать банальные и занудные мотивы такой чуши. Вот только на миг… но она поверила. Искорка, выскочившая из-под несущегося молота настоящего к наковальне из цельной тревоги, слишком пёстро вильнула перьями, и маленькая душа приняла мимолётный отблеск достоинства за светлое пламя феникса.

А ведь и правда достойно усмешки. Сколько раз вино и кровь заливали ошибки? А дракон вновь и вновь вскрывает бутылку или вену. Она так и не научилась не доверять. Так и не поверила в предательство. А коль урок не усвоен – жизнь продолжит сталкивать тебя лоб в лоб с этой сложной задачкой, покуда ты её не проглотишь или не помрёшь от неё. Вопрос времени, что случится раньше. И в случае с Артурией Пендрагон, второй вариант обогнал первый. Одна ошибка стоила её чести. Вторая жизни. А нынешняя с плотоядным интересом засматривается на ошмётки гордости, что ещё могут оставаться в обнажённой фигуре сломленного и закованного в цепи короля. Не в те, с безнаказанной властью опутывающие запястья и розовыми шипами лакающие алый нектар. Другие. Воздушные, невидимые. И собственноручно ею выкованные. Ведь это она дала слово чести. Она сама отдала себя, едва ли отведя на размышления больше мгновения. Решение, отказаться от которого и нарушить которое ей не позволит всё та же гордость и то же благородство. Редкие и дьявольски прочные металлы, чей сплав вьётся вокруг трепещущего сердца чёрным змеем и держит Пендрагон прочнее шумерского золота.

Птичка бьётся об стальные прутья в надежде на свободу. Но добровольно положив свободу на кассу, нечего и надеяться на возврат. Маленькие холмики мышц и гряды жилок прорезают тонкие руки не ради того, что уже продано. Скатав кулаки в сталь, король делает нетвёрдый шаг вперёд. Немеющие в оковах ноги послушно складываются как по сгибу бумага, и цепи по негласному приказу рьяно бросаются на помощь, так услужливо вгрызаясь в чистую кожу и лакомясь гранатовым нектаром. Вперёд. Вперёд! Схваченный «хозяйской» рукой подбородок в неприязни и отвращении пытается вырваться. И даже доля бунтарской секунды стоит нового более показательного и крепкого захвата ожесточившимися пальцами. Даже стоит противного привкуса неотразимой реальности в спокойных и ровных, как океан перед бурей, словах Арчера. Ухмыляйся. Наслаждайся сколько влезет. Плевать. Рывок сдерживается путами, принимая и нивелируя все трепыхания пойманного в златую сеть дракона. Лишь тяжело вздымающаяся и резко опадающая грудь выдаёт тот объём силы, что она вложила в свой последний и тщетный бросок. Не в глупом жесте попытки освободиться – хватит на сегодня умилительных сцен с маленькой наивной королевушкой. Хотя она ни на миг не сомневалась, что и это выступление доставляет владыке Междуречья высочайшую пробу наслаждения. И всё же… Гордость ради гордости. Так мало и так мелочно. Но для короля, чью корону с педантичной праздностью и искушенной медлительностью плавят на костре из его же принципов и идеалов – эта дешёвая выходка хмелит столетним коньяком.

Ведь она отдала всего лишь себя: короля, человека, женщину. Элементарные осязаемые материи. Не более.

Удар отозванных цепей о каменные плиты должен звучать на подобии нот из строчки «хорошая собачка». А раскалённые пальцы выжигать победное клеймо – как на рабе или золотом слитке, разница только в стоимости и не имеет значения. 

- Кем бы. Чем бы я ни была, - мысок дрожащей от перенапряжения ноги небрежно пинает обиженно заскулившие звенья. – Ни цепь. Ни меч. И ни одно другое из тысячи твоих орудий, - хоть в собственности, хоть в гостях, в плену, во владении или рабстве. Как угодно. Но. – Ничто не сделает меня твоей.

[icon]https://i.ibb.co/jhDYtTK/2.png[/icon][nick]Artoria Pendragon[/nick][status]ALL HAIL BRITANIA[/status]

Отредактировано Mikasa Ackerman (Суббота, 14 августа, 2021г. 17:20:15)

Смешно. Весьма смешно.

Как обломкам некогда гордого брига ныне в сомкнувшейся пасти океана не понять тонкости шутки бесовски хихикающей бури, так и пленённому королю не узреть крупицы смеха в своих оковах. Возможно, познав все грехи и сласти, остаётся не так много поводов для мальчишеского хохота. Ведь избалованного мальчугана всегда больше забавляет подбитый из рогатки воробушек, нежели шут или артист в пурпурном наряде. Впрочем, этому Вавилонскому пареньку достался не просто подбитый львёнок, а ещё и в костюме клоуна. Да, однозначно есть над чем посмеяться и поиздеваться. Просто поразительно, насколько чисты нотки этого струящегося по каменным сводам хохота. Не будь Гильгамеш Гильгамешом, можно было бы спутать эти журчащие звуки с неистово бьющим родником счастья, беззаботными каплями радости и свежестью свободы. Хотя кто знает, быть может, для царя Урука нет большего счастья, чем потеха над Британскими корольками.

Решительный топ ножкой крайне невежливо перебивает трель смешинок, заставляя тех растерянно разбегаться по сводам дворца и стыдливо растворяться под юбкой наползающей с хозяйской царственностью тишине, которая если и должна была быть неловкой, то как истинная правительница отношений между двумя не очень ладящими владыками, искусно скрыла это в рдеющей листве драконьих глаз. Впрочем, тираны долго на престоле не засиживаются, и эту несколько затянувшуюся молчаливую паузу между лезвиями острых и всегда готовых к новой дуэли языков правило стороной не обходит. Ещё пара мгновений зыркающей перестрелки и взаимно смятых взглядов об тихое любопытство с одной стороны и раскалённое возмущение с другой, и звуки тактичного откашливания вежливо выпроваживают тишину, разглаживая ковровую дорожку для уже готовящейся к звёздному вылету тираде. Вот только последняя внезапно спотыкается на самом пороге уже затянутых деловитом бантиком губок, предательски оставляя вместо себя гримасу немой растерянности. Чёрт… И с каким оружием идти на эту вопиющую выходку?! О необходимости напасть и огрызнуться за подобную… даже не грубость – вульгарность, оскорбление, унижение – спору не находилось и места. Ошейник, дьяволом тебя. Артурия Пендрагон не шавка из Вавилонских канав, чтобы принимать подобного рода шутку в свой камелотский адрес. Шутку. Разумеется, шутку. И какая беспардонная отмашка от её слов. Прошёл мимо, посмеялся, пошёл дальше и уже забыл о чём там было. Так, птичка что-то забавное прочирикала!

Но между тем… Несправедливо сложная тактическая задача, где все фигуры уже расставлены по знакомому полю, но правила зеркально противоположные. В родном Альбионе всё просто: друг и гость склоняют голову перед хозяином и учтиво принимают гостеприимство; враг и пленник остаётся в темноте и сырости наедине с единственно дозволенной ему честью. Но здесь? Приём, который вроде и тёплый, да кислит как старое молоко в кружке. Плен, который вроде и достойный, да от чести только чёрствую горбушку и оставляют. Шутка, так опасно приблизившаяся к границе с насмешкой, что уже не отличаешь её. И куда податься? Шаг к войне эгоистичен и тянет за собой мириад последствий в мире, замершем в ожидании свирепой трапезы Святого Грааля. И ведь уже потянул… тянет каждую минуту, что она тратит в этом спящем городке призраков. Непомерно высокая цена за своё достоинство, что Сейбер не по карману. Но ход в сторону перемирия, даже временного, даже хрупкого и эфемерного, чрезвычайно противен. Волей не волей начнёшь чувствовать себя бестолковой псиной, что пинают по рёбрам, а та скулит да всё равно тянется и тянется к хозяйскому кнуту. А король Британии умеет учиться по шрамам. Не далее как несколькими мгновениями ранее она уже едва ли не отнесла Арчера к себе подобным. Зашла мышкой на один хлипкий мостик с ястребом – пусть всё рухнет, а он всё равно будет спокойно взирать свысока, не видя оттуда простых и необходимых ценностей.

Что ж, когда игрок не может определиться с ходом, остаётся один верный путь – пас. Выжидание момента, шанса и прочих подачек фортуны – эксцентричной и ветреной шлюхи, на которую Пендрагон всегда ненавидела рассчитывать… Но загоняя себя в глухой тупик, вновь и вновь из раза в раз повторяла эту ошибку. Откашлявшись и опустив деликатно прикрывавший рот кулачок вместе с горячим желанием излить на золочёную голову все накопившиеся за столь короткий период его компании помои, король Альбиона только пожимает плечами, безвкусно руша накалившуюся её недавним выпадом атмосферу. Кульминация, разочарованная бездействием и послушным движением на команду «идём», скандально просвистела под ногами вместе с внезапным сквозняком. Ещё наступит её час. А сейчас, пусть ведёт. Пусть играется. Пусть. Артурия проглотит молча. Сдержится. Пропустит.

Но… что его, а что нет царю всё же придётся отлить сталью в своей мудрой башке.

- Так я здесь не единственная живность? Поразительно. Не терпится посмотреть на эту твою львицу, - и стоило бы уже остановиться, но пропуск хода располагает к болтовне. Особенно, когда ведёшь обычную беседу с обычным царём, и хочется разделить его веселье и смех. Особенно, когда сарказм настолько естественно соскальзывает с уст, что и не чувствуешь его остроты. – Любопытно, кто же это. Действительно котёнок? Резвая наложница? Или это только мой клинок носит кричащее имя, а настоящие цари кличут свои львицами и волчицами?  
[icon]https://i.ibb.co/jhDYtTK/2.png[/icon][nick]Artoria Pendragon[/nick][status]ALL HAIL BRITANIA[/status]

Отредактировано Mikasa Ackerman (Суббота, 14 августа, 2021г. 17:19:37)

Дети искусства испытывают особые чувства к метафоре о хищнике и добыче. И особое внимание они предпочитают уделять играм высшего в пищевой цепи с нижестоящим. И ровно до этого момента, в налитых гранатовым соком глазёнках царя и не отражалось иного желания, кроме как поиграть. По крайней мере, король Альбиона не видела ничего другого за шальными, пляшущими самбу самодовольства огоньками кота, слишком сытого и избалованного, чтобы радоваться хоть сколькими-то ещё более высокими формами проведения своих краткотечных эпизодов жизни. Почти не видела, за исключением редких вспышек тёплого солнца сквозь едкие клубы смога от давно сгоревшего вместе со всеми ценностями и идеалами города. Без крова, опеки и родного очага, одинокому мальчику в пустыне из пыли остаётся только строить пепельные замки и гоняться за призраками. Артурия слишком много смотрела и слишком долго захлопывала дверь перед носом бездомного. По её круглому столу однажды пошла трещина, всего лишь одна. Казалось, мелочь – где не бывает изъянов? Но король рыцарей рано отмахнулся от этого несовершенства, позволив маленькой трещинке распустить свою сеть липкой паутиной по всей поверхности, покуда каждый из сидящих за сим столом не был так или иначе втянут в разлом. Что стало причиной той первой крошечной царапинки? На её холме Камланн время не знает скорости, и Пендрагон могла рассуждать об истоке падения бесконечно долго. Каждый раз ответ приобретал иной окрас и иную остроту. Сейчас бы она ответила, что виной всему её близорукость и узкий как в полемоскопе взгляд на жизнь: глядеть лишь на свою обозначенную в недостижимой дали цель, и не видеть – не хотеть видеть – ничего, что творится здесь, вокруг неё. Эта ошибка долго душила и оставила саднящие следы, каждый раз с назойливой зловредностью шептавшие на ушко – смотри шире. Вот только в конкретном случае лучше бы её поле зрения снова сузилось до величины простейших элементов, вместо того, чтобы дотошной ищейкой выискивать в сложной субстанции с названием царь Урука редкие полезные компоненты, отличные от основных ядовитых составляющих вроде самолюбия, тщеславия и наглости. Стоило ей только нащупать горсточку алмазной пыли, как Арчер шумным фырком сдувал её с наивно подставленных ладоней, смачно бросая на освободившееся место сочащуюся гноем грязь. И так из раза в раз. То, что Артурия была уже почти готова принять за человечность, в миг растворялось в царской кислоте.

И всё же.

Камень обманчиво тёплого цвета нёс гнетущее ощущение одиночества. Город был слишком велик для одного жителя. А ветер неустанно повторял странные непонятные слова давно уснувших мертвецов. Была бы Сейбер рада такому, пусть и омерзительному, гостю в своей такой же неживой обители? Хваталась бы за горелые соломинки в попытке удержать на кровавом холме хоть какую душу? Просто чтобы ненавидеть хоть кого-то кроме себя. Просто чтобы быть с кем-то кроме себя. Просто чтобы быть в чьём-то сознании.

Это ни разу не оправдание для такого закоренелого эгоиста как Гильгамеш. Это даже не повод делить с ним свою жалость. Однако… на пороге продолжает стоять уличный сирота с измазанными золой щеками и босыми ногами. Это он разбил её выходящее на солнечную сторону окно. Это он рассыпал пыль у парадного входа. Он перевернул идеальную картинку мира в голове с ног на ноги и залил её чёрным. Он подставил подножку её собственной гордости, он швырнул искусно сотканное извращённое оскорбление в лицо. Он завёл её в тупик на коротком поводке унижения.

Он. А королева всё ещё не может окончательно хлопнуть перед его гордым носиком дверью. Не может. Наверное, потому и не может донести уже взметнувшуюся ладонь до пункта назначения, когда дерзкий язык вместо очередного залпа глумливой иронии ласково слизывает её горькую усмешку, а чёрствые пальцы мягко распрямляют глубоко врезавшуюся морщинку. Дрожащую руку сдерживала сердобольная Жалость в сером монашеском прикиде, однозначно. Но она бы не сдержала всю волну ярости в одиночку. Не в этот раз, когда сарказм царя уже обманул её излишнюю мягкость. Крепче оказалась стена из зеркальных осколков.

Артурия Пендрагон хотела на Камлане кого-то, кого она сможет ненавидеть больше себя. Гильгамеш хотел в Уруке кого-то, кого он сможет любить больше себя. Даже если то будет простая «зверушка» на поводке и в ошейнике. Сколь бы королева ни щетинилась на примитивность и эгоистичность его подхода, она понимала. Она, дьяволом бы его, понимала и до сих пор не сумела выжать из себя ни одной капли настоящей ненависти. Неприязнь – да. Презрения – несомненно. Но ненависть... Колкие царские шуточки и насмешливые замечания зудели в груди неугомонной мухой над раскрытой коробкой конфет. Прихлопнуть бы. А жужжащая разбойница только пуще заводилась с беспомощных размахиваний ручонками. И если честно… эта суета, бухнущее возмущение и тлеющая ярость вдыхают в маленького короля жизнь. 

- Ни чуть, Арчер. Просто королева держит своё слово, даже если оно дано кому-то вроде тебя, и ты это, конечно, знаешь, - демонстративно, но совершенно спокойно, без отвращения и лишней стервозности Артурия вытирая рукой едва ли влажные губы. Если не считать уксусный привкус ситуации, так называемый поцелуй можно было бы даже назвать… интересным. Для Пендрагон, взирающей на мечтательного Ланселота, упивающегося губами прохвостки в ангельском платьице Гвиневеры, этот жест всегда оставался пустым. Рукопожатие демонстрирует уважение. Рука у сердца – преданность и клятву.  А переплетённые губы не более чем моментная страсть, а не громкая «любовь», о которой так громко воспевали её потомки и соплеменники. По крайней мере это то, что видела Артурия. А здесь? В этом, будь он импровизированным или заранее спланированным, жесте не было ничего, чего бы стоило ожидать. Она может и не знала вкуса этой самой страсти, коей любят похвастаться голубки, но пробовала ни раз другую. В бою, в правлении, в принятии решений. И тут поцелуй не нёс ничего, помимо очередного выпада в сторону королевского достоинства и простого, понятного желания утихомирить одиночество.

Глубокий вдох. Фантомные пальцы на кончике подбородка, равно как и влажное дыхание над ушком, отвлекают нежностью фальшивой сцены. И между тем, сдерживаться в ответ на очередную колкость куда сложнее, чем просто выплёвывать самые поверхностные мысли и впечатления.

- Мне слишком жалко тебя, вынужденного самоутверждаться за счёт своего «питомца», чтобы даже испытывать к тебе отвращение.  
[icon]https://i.ibb.co/jhDYtTK/2.png[/icon][nick]Artoria Pendragon[/nick][status]ALL HAIL BRITANIA[/status]

И я ненавижу, так как люблю, все то,
Что мешает быть рядом с тобой,
Ни с кем на двоих я тебя не делю,
Ни в юдоли этой, ни в жизни иной.

Можешь. Благодарю за разрешение, о щедрейший и добрейший! Неужели великий царь героев нынче питается исключительно такой взбитости и приторности маслом… Пребывай король Альбиона в чуть более хищном настроении и в чуть менее душной обстановке, возможно даже намалевала бы какой-нибудь ответ в похожих тонах размашистой кистью сарказма.  Впрочем, сейчас в душе Пендрагон осталась на ночь только усталость и некое ощущение… безмятежности. Которые вполне дружно разместились в одних покоях с постоянными жильцами в лицах Гордости и Чести – они всегда умели утихомиривать первую и при этом удовлетворять последнюю. В конце концов… Она победила. Ведь у короля, как и у призванного мастером героя, всегда только одна цель – это не паршивое желание у Грааля, что отравляет сердце похлеще ламы из арабских песков. Это мастер. Это народ. Твоё наследие – мир, к формированию которого ты однажды приложил руку. Ведь именно это и делает их всех настоящими героями бесчисленных сказок, мифов и легенд – плохими или хорошим, но великими. Все они сделали этот мир таким, какой он есть сейчас. И это их долг – хранить его и выплачивать за него все долги, чтобы он мог как вечное наивное и глупенькое дитя расти дальше. Своё предназначение Артурия так или иначе выполнила, а разбираться со стоимостью технических работ ей не в первой. К тому же… Как бы странно и глупо оно не звучало, но… Пожалуй, Гильгамеш предпочтительней её безумолчных призраков. Царь Урука по крайней мере иногда затихает, даже если это только ради психологической атаки слюнями и языком. И если честно, лучше препираться с ним, возмущаться и полыхать сапфировым пламенем то ли ярости, то ли стыда. Лучше презирать его, чем день за днём переживать на своём личном метафорическом костре худшую из возможных форму ненависти и презрения. К самому себе.

- Конечно нет. Царю пристало только вылизывать рот своему питомцу. Бррр. Это омерзительно, Арчер. Но, полагаю, у всех королей есть своя тайная страсть.

Одни любят сношаться со своими собачками, другие имеют неосторожность томить себя верой в абсолютную верность. Вот только Артурия, уколовшись один раз об Ланселота, больше не лазила в игры сердечных хотелок – они усохли вместе с ужалившими шипами. Гильгамеша, очевидно, ещё ни разу не кусала псина, к которой он шаловливо полез в порыве страсти, извращения, издевательства… да чего угодно. Хотя, возможно и тяпнула разок другой за самое дорогое, что превратило нежный жест величайших сказок всех времён и народов в очередной инструмент на игровом поле.  Артурия буквально прикусывает себе язык, дабы речка мыслей случайно не вышла из берегов и не проложила себе новое русло здесь, по её словам. Но так хотелось… Огрызнуться. Сострить. Даже просто презрительно хмыкнуть. Потому что всё это… оказалось чертовски приятней типичных будней короля Британии на Камлане. Не сразу заметно… Сначала с непривычки даже не задумываешься об этой крохотной детали. Лишь сейчас, спустя целый день, насыщенный палитрой вызывающих эмоций, оно постепенно доходит – робким и пугливым шагом лисы…
 
- Не волнуйся. Я знаю, что такое просьба. Иначе бы изначально не пришла к тебе.

Благородный король не скуп на скромный поклон в знак благодарности. Действия всегда звучат яснее речи. И всегда даются легче слов человеку чести. Нет, Пендрагон не готова выдавить из себя плоское и безвкусное «спасибо», а уж тем более не хочет сейчас разбираться с этой самодовольной царской ухмылочкой. Ей на сегодня с лихвой хватит его и так раздувшегося от удовольствия эго после нелепой пляски ртов и вообще всей бездарной истории с «бери что пожелаешь». Пусть трактует как вздумается её короткий жест перед равнодушным разворотом победителя на дуэли. Пусть пялится, коль хочется, на деловито переминающиеся ягодицы. Кидает очередную язвительную шутку или околопошлый комментарий в затылок. Но король Альбиона уже закончил партию. Завтра начнётся новая, разумеется… Которую его женщина - как царь нелепо назвал короля, - не столь уж и в тайне от самой себя ждёт всей эфемерной душой, сотканной из чужой праны и власти. Потому что оно здесь есть, в отличие от родной обители. Оно было тут с самого начала, просто Сейбер не приметила его за широкой спиной царской вездесущности. А оно пряталось там, не прекращая своего бесшумного хода под размеренно вальсирующее тик-так. Время. Оно существует в этой обители. С самого начала на это намекали разрастающиеся лозами по стенам тени, затихающие солнечные зайчики и неторопливо остывающий в чайной чашке дворца воздух. А время, как с ним под руку однажды осознала Артурия, это жизнь. Она возможна только под руководством бегущих стрелок циферблата. Только с ним она живёт, а не существует невесомым атомом в некоем абстрактном пространстве. Каждый зырк в сторону её нового «мастера». Каждое резкое слово, движение и вздох. Каждый глоток из его чаши эмоций. Всё это зазоры на колечках внутри одного часового механизма. И пожалуй, она не прочь немного пожить. Даже если эту жизнь придётся делить с ним.

…….

Наверное, она просто… соскучилась по этому вкусу чего-то живого. Когда мысли в праве блуждать где им угодно. Когда твой условный противник носит лицо, отличное от твоего. Когда солнце ныряет за горизонт, а кружащие призраки шепчут, но не тебе. Когда ты можешь ответить, а не молча принимать удар за ударом. Когда тебе позволено просто упасть в сон, безмятежный, пустой, безмолвный. Она не спала полторы тысячи лет. Нескончаемая бессонница, что хуже любого кошмар. И сейчас…. разум впервые за все эти годы может просто свободно парить в безмятежной темноте, пока голова покоится на слишком нежной для реальности подушки. Ей хочется ещё пожевать мягкие краюшки прошедшего дня. Посмаковать это ни с чем несравнимое осязание временной ткани. Предложить и проанализировать ещё тысячу ответов, которые она могла и не могла дать местному герою. Зарисовать завтрашнее утро. Продумать предстоящий ход действий на его игральной доске. Но мысли буквально теряют почву под ногами и незаметно отрываются от смысла, взмывая выше, выше и выше.

К долгожданному и неизвестному до сей поры покою.

Тшшш.
Не бойся. Всё будет хорошо.
Ты слышишь меня?
Я всегда рядом.
Я всегда с тобой.
...
И я помогу тебе.

[icon]https://i.ibb.co/jhDYtTK/2.png[/icon][nick]Artoria Pendragon[/nick][status]ALL HAIL BRITANIA[/status]

Отредактировано Mikasa Ackerman (Суббота, 16 июля, 2022г. 06:01:27)

Волшебная страна сонных пустошей – невероятный край, странствие по которому способно как наполнить тело свежей энергией и расслабить напряжённый реальностью разум, так и выжать из путешественника лишние годы его жизни. У Мерлина имелся на этот феномен, как, впрочем, и на любой другой, рациональный ответ. Любой кошмар, беспокойство и тревога в краю сновидений – это час пиршества демонов, бесов и прочих духов, жадно бросающихся на людские эмоции, как только главный страж души – сознание – берет себе короткий выходной. Артурия Пендрагон не спала больше тысячелетия, и провал в беспросветный кисель сна, обволакивающий, тёплый и настолько густой, что ты буквально на время исчезаешь из бытия, оказался столь же долгожданным, сколь глоток жгучего грога после многодневного похода по промозглым саксонским пустошам. Душа впервые за все эти годы просто… сделала выдох и отошла от рабочего места, распустив всю свою команду трудоголиков из Совести, Гордости, Долга и остальных коллег благородного происхождения. Она… дышала чистой свободой. Без единой мысли, что могла бы зацепиться за сучок реального мира. Без малейшей трещинки, через которую сквозило бы настоящим. Долгожданный, пусть даже кратковременный, но покой…

Не сразу. Спустя час, два или целую вечность – трудно узнать почерк местного Хроноса – вездесущая безмятежность сна сменяется странным, слабо подающимся описаниям ощущением. Не беспокойство, не страх… но внезапно сон перестаёт быть эфемерным подпространством бесконечного забвения. Постепенно начинаешь осязать эту темноту пустоту вокруг себя, слышать спотыкающиеся и нелепые шажки ещё непроснувшихся и потому потерянных мыслей в своей голове. И что-то настойчиво тянет вверх, не позволяя спокойно лежать на дне кисельной кружки. Тянет, соблазнительно, с лёгким и доверительно игривым покалыванием пальцев. Щекочет. Шепчет… Смотрит. Непропорционально пронзительно нежности, что сопровождает призрачные прикосновения. Выше, выше, выше…

Внезапное пробуждение короля напоминает долгожданное выныривание из проруби. Чья-то крепкая рука словно наконец отпустила лёгкие и позволила снова вздохнуть. Сейчас, сидя на воздушных перинах и ловя предрассветное дыхание ветра заспанным лицом, подозрительные ощущения остаются где-то далеко за ширмой фантазий. Скорее всего, за все эти годы Артурия просто разучилась спать и просыпаться, поэтому зарядившееся тело сумело поднять разум только такими невнятными сигналами. Или, не менее вероятно, эта была многоходовая сложная транзакция праны через чужое сознание, что вызвало столь необычные волны… Или это самое чужое сознание копалось в её расслабленном и беззащитном. Мысль заставляет задержаться ещё несколько туманным взглядом на арочном входе в выбранные ею покои, которые вместо дверей лениво охраняются беззаботно вальсирующими с бризом полупрозрачными тканями. Если кто – очевидно кто – и заходил нарушить королевский покой своим беспардонным присутствием в момент её беспомощности, то эти увлечённые флиртом стражницы ей точно не подскажут. Да и… не имеет значения. Гильгамеш хозяин этого дома и неоспоримая сторона их договора. Если царь желает повозиться со своей собачкой – ему нечего прятаться за углом. Нет… его самодовольная ухмылка оказалась бы первым, что узрела только пробудившаяся Пендрагон – раньше солнца, раньше золотистых сводов дворца. Всё же вряд ли дело в нём…

Заиндевевшие от долгого сна глаза медленно переползают на открытый вид с распахнутого балкона. Запряжённая в телегу вчерашних впечатлений Артурия не испытывала ни малейшего желания устраивать смотр покоев. И как любая выдохшаяся лошадка молча шмыгнула в первую попавшуюся комнату, успев лишь натянуть на себя захваченный по пути из ванн местный наряд, дальнейшее ношение которого ставится под большой горбатый вопрос, учитывая, что всё та же тонкая парящая ткань ведёт себя не ветру не менее фривольно, чем полотна у входа в опочивальню. Сомнительно, что подобного рода одежда предназначена для сокрытия. Скорее подчёркивания. Но касательно опочивальни, место действительно… приятное. На ярком контрасте с родными, но оттого не менее сырыми и холодными стенами Камелота с узкими проходами, тесными комнатами и окнами, стыдящихся своих размеров из-за коварных зим, дворец Урука так и дышал простором и теплом.

Солнце только начинает осторожно прощупывать пустынный горизонт, готовясь к своему ленивому выходу на сцену небосвода. Под стыдливым сумраком всё ещё жмётся замёрзший под гнётом песчаного месяца сад. Последние призраки разбегаются по ночным теням. Их почти не видно – они сотканы из заплутавших лунных отсветов, оторвавшихся от стаи сквозняков и заигравшихся в вихрях песчинок. Но это несомненно они – осколки его воспоминаний. Всё, что осталось от прежней и единственной, какой бы она ни была, жизни...

…опять оно! Правитель Альбиона не имеет привычки вздрагивать при виде опасного или неизвестно, но сейчас, будучи и душой, и телом практически полностью открытой и уязвимой, ладонь машинально начинает рыскать по простыням в поисках меча, пока свободная рука в инстинктивном жесте прикрывает сердце. Это даже не страх. Скорее – уродливое дитя удивления и внезапного прилива волнения. Это оно… та самая странная сущность из сна. Только сейчас оно пялилось на неё невидимыми глазами золотистого облачка пыли, застывшего в воздухе на балконе. Оно было тут. И оно обращалось к ней. Едва различимыми. Едва слышимыми, но откуда-то уже известными словами.

Я помогу

Не более мгновенья. И первое рыжее щупальце месопотамского светила выползает из-за барханов. Лишь на секунду Пендрагон зажмурилась от света. И этого короткого отрезка времени хватило, чтобы золотой призрак беспомощно повис в воздухе мельчайшей и безмолвной пылью, а звуки предрассветной тишины разбили уже знакомые царские шаги.   

[icon]https://i.ibb.co/jhDYtTK/2.png[/icon][nick]Artoria Pendragon[/nick][status]ALL HAIL BRITANIA[/status]