Кто рассказал Хистории об этом проклятии? Кто-то из отряда, мрачный капитан, Ханджи – она не помнит. Может, она услышала это в тот же момент, когда Микаса размотала свою метку на правой руке? Ей тогда пришлось сказать это дурацкое, насмешливое даже: «Я теперь могу доверять Микасе больше всех». Раз уж судьба соединила их в этой кровавой линии событий, почему бы не доверять? Но чертовски смешно, бесконечно иронично, как ещё судьбе вздумалось «исправить» положение. В конце концов, всех этих безупречных людей короли выводили для себя, и что Микаса досталась ней ей, не Хистории, а мальчишке-титану – досадная случайность, насмешка. Аккерманы рано или поздно должны были найти себе правильного хозяина. И Хистория верила в разумность, рассудочность всего на свете – даже случайности.
Она ждала, что Микаса привяжется к Имиру. Она рассчитывала даже, что это будет не только долг и кровь. Она знала, что вот теперь генералу можно доверять без крупицы сомнения и лицемерия: с тех пор, как родился этот мальчик, генерал Аккерман была куплена с потрохами.
– Чёрт, – сказал ей Эрен, прокусив губу, – а ведь может сработать.
И сработало.
Сработало настолько, что Микаса расплывается в улыбке, стоит только ей поймать брошенный намёк за хвост. «Люди всегда хватаются за надежду». Микаса ей не враг, она даже проблемой стать не может – все её попытки защитить Имира не расходятся с представлениями Хистории о роли принца. В конце концов, он должен быть жив. Он даже может быть счастлив, ей это нисколько не помешает. Кто ж поможет ему остаться живым лучше, чем генерал Аккерман? «Эти умеют выживать», – при этой мысли Хистория кривится, как от лимона, поглощённая неприятными (может, чересчур приятными) воспоминаниями. А вот за его счастье Микаса не в ответе: его счастье – выполнить свой долг так или иначе. Потому что так его растят, и если он отступится, уйдёт от ответственности, где-то внутри будет сидеть эта назойливая мысль, которую ни одними уговорами не вытравить. «Подвёл, подвёл, подвёл». Отца-героя, любимую мать, всю страну, весь свой народ, весь мир. Несложно растить сына на сказках о героях, когда героических примеров в реальности нет. «Раньше было лучше, но ты сможешь вернуть этому миру его блеск и величие».
Видимо, то, что Микаса признаётся в своей одержимости с такой простотой, должно сбить Хисторию с толка, но королева только морщится от грубости. «Совсем забыла, что я шлюха». Может, её любовные похождения и больная тема для всей Элдии (досадное пятно на светлой репутации богоподобной королевы), но Элдия единодушно её прощает, стоит только рассказать романтическую историю истинной любви. Продать красивую оболочку так легко, особенно если присовокупить к ней чувства. Потому что кто лучшая пара для королевы, если не герой и спаситель? Кто, если не защитник Парадиза и человечества? Так гладко, что аж тошнит.
Эрен иногда ухмылялся гениальности задумки. Хистория налаживала работу сплетен, и каждый раз, пока её тошнило на протяжении первого триместра, надеялась выблевать ненависть и унижение. Но боги, как она рыдала над никчёмным мёртвым телом Йегера. Выла так, что к ней даже ребята подойти боялись. Вся ненависть, которая осталась в ней к тому моменту, весь гнев, всё желание разрушить, уничтожить и убить – всё слилось в последнем вихре, и Хистория чуть ни впилась в труп зубами. Разодрала бы, да оттащили. Два дня двери её покоев были заперты, забаррикадированы наглухо. Во дворце шептались, что королева так горюет, что отказывается есть, пить и держать сына на руках. А Хистория знала, что в тот момент, когда возьмёт Имира впервые после смерти Эрена, всё придёт в движение: в глазах его она увидит бездонную судьбу и бесконечный, кажется, план. Чёртов план. Она бы тоже с радостью сдохла, как этот ебучий эгоист.
Для всех романтическая сказочка была достаточным поводом для грехопадения. Но вот с Микасой до рождения Имира Хистория старалась не пересекаться. Большая часть чувств в ней атрофировалась: только кольцо на пальце жгло нечеловеческим огнём, и единственный страх остался в сердце – что Аккерман её придушит и даже вины не ощутит. К счастью, по каким-то неясным ей причинам, Микаса оказалась крайне терпеливой. «Я очень счастлив сейчас», – сказал ей однажды Эрен ни с того ни с сего и вдруг обнял. Никого с ними не было, и Хистория не стала разбираться, для кого спектакль. В последние месяцы Эрен был немного не в ладах с действительностью, и ей просто оставалось терпеть. Боковым зрением она заметила метнувшуюся к окну тень, но решила, что ей показалось от недосыпа.
Но в общем-то, Аккерман, даже если когда-то и испытывала злость, права как никто: королева – шлюха. Только тело её не при чём: продала душу за идею вечной свободы.
– Я никогда не хотела от него избавиться, – шипит Хистория (и это выходит даже почти без усилий, почти искренне), налетает и отвешивает хлёсткую пощечину. Микаса не уклоняется, потому что ритуал не позволяет (позволял бы, королева уже бы в окно спикировала). Правда даётся легко: Имир всегда должен был стать тем, кем стал. Но Хистория даже тогда не испытывала к нему ненависти. В их с Эреном грехах и пороках всего остального мира ребёнок был не виноват. Наоборот, он должен был избавить этот мир от греха и порока.
Рациональное возобладает слишком быстро – Хистория выдыхает.
– Думаешь, я без твоих просьб не хочу продлить ему жизнь? – Может, у них разные причины, но один подход. – Где бы мы все были, если бы я ждала твоей просьбы? – королева усмехается. Микаса не то чтобы заслужила кусок правды, просто надежда – двигатель. Если она сопьётся сейчас или подцепит чего от своих многочисленных партнёров, кто тогда присмотрит за Имиром? Так что пусть довольствуется знанием: принц будет жить.
Да, это проблема с остальными носителями. Сколько лжи ей пришлось из себя выдавить? Для чего? Чтобы теперь рассказать? Ну не всё же сразу.
– За прошедшие года нам ни один пока что не встретился, так? Поэтому мы в одинаковом положении: ты считаешь, что они остались, и не можешь этого доказать. Я считаю, что они исчезли, и доказательств у меня тоже нет. Поэтому этот спор ни к чему не приведёт. Ещё минимум пару лет он бессмысленен. Если ты догадалась про Титана в Имире, не значит, что остальные смогут.
В конце концов, общественности известны только общие правила. Никто не знает, что происходит, если соединить королевскую кровь и Прародителя. Зато все знают, что умирающий Титан, если не съеден, воплощается в другом ребёнке, который вообще может быть никак с ним не связан. Хистория позаботилась, чтобы все представители мировой прессы увидели целое и невредимое тело Йегера – Хистория даже открытый гроб заказала и организовала трёхдневное паломничество к трупу спасителя. Самый одиозный вывод, к которому могли прийти светлые умы: Титан воплотился в рандомном новорождённом. Официальная версия и вовсе гласила, что Титаны закончились. Попробуй найди что-нибудь в этой путанице.
– Думаю, у всего есть точка невозврата и последняя капля. И даже так, даже если ты готова ко всему на свете, прости мне сомнение. Я не уверена, что ты готова эту цену заплатить, – Хистория задумчиво опускается на стол. Когда она забывает, что должна испытывать эмоции, спокойствие захлёстывает её с головой. – Допустим, я выполню твою просьбу. Ты заберёшь его, вы будете жить счастливо, но через пару месяцев, когда он поймёт, что возвращаться вы не собираетесь, что ты станешь делать? Запрёшь его в подвале? Он сбежит. Убедишь, что это к лучшему? Имир не поверит тебе. Твои счастливые и спокойные два года – для него сплошное мучение и кромешный ад, вдали от дома, вдали от долга. Но, знаешь, я бы доверила тебе Имира прежде всех. Поэтому можешь спросить его, я не против.
